35
«В 1976 году Федор Чирсков познакомил нас с американцами, Энтони и Мартой Олкоттами… Тони был славистом, изучал русскую литературу, написал диссертацию по Платонову. По-русски он говорил прекрасно. Марта, политолог, говорила хуже и очень этого стеснялась. Они были симпатичной парой – огромный рыжий лохматый Тони и маленькая круглолицая Марта. С ними было удивительно легко. Им тоже, по-видимому, нравилось у нас. Во всяком случае, бывали они в нашем доме часто, мы вместе гуляли по городу. Потом обедали, пили французские вина, которых раньше не пробовали – Тони покупал их за валюту в «Березке», куда нам ходу не было. Из «Березки» Олкотты часто приносили разные деликатесы, они же подарили нашей дочери первые в ее жизни джинсы Levi’s.
Как сейчас вижу: мы сидим за бутылкой Божоле, Тони поднимает бокал и произносит: «Боже, лей Божоле, не жалей».
Во время действия повести «Червец» разрядка была уже на излете. Через два года потепление в международных отношениях сменится очередным заморозком: 25 декабря 1979 года советские войска войдут в Афганистан, весной 1980 года США и другие западные страны объявят о бойкоте московской Олимпиады.
36
«Я, в самом деле, ничего не знала про это дело, но придумала фразу, которую все четыре часа допроса твердила, как попугай: «С Михаилом Мейлахом меня не связывают ни деловые, ни дружеские отношения, поэтому я ничего о нем не знаю и не могу ответить на ваш вопрос…»
– Наконец, – рассказывала потом Катерли, – гэбэшник устал спрашивать меня об одном и том же, получая один и тот же ответ, и сказал: «Еще один, последний, вопрос, и будет конец…. Или, – он прищурился и пристально взглянул на меня, – начало конца…»
37
В июне 1954 года в ленинградском Союзе Писателей проходило собрание, на котором в очередной раз травили Ахматову и Зощенко. Отвечая на обвинения партийных функционеров от литературы, Михаил Зощенко сказал: «…Моя литературная жизнь и судьба при такой ситуации закончены. У меня нет выхода. Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын… У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить. Не надо мне вашего снисхождения – ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше чем устал. Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею».
В ответ на это выступление в зале раздались одинокие аплодисменты. Человеком, который решился, подвергая себя реальной опасности, зааплодировать Зощенко, был писатель Израиль Моисеевич Меттер, близкий друг семьи Катерли.
38