Напрасно глядела, – скандал был не первый, Костылев уже привык, научился отключаться и думать о своем при любом шуме. А сегодня у него было о чем поразмышлять. Сегодня профессор Прибытков, столкнувшись с ним на лестнице, не заспешил, как водится, по особо срочным делам, а остановился! И подал Алексею Петровичу руку! И тот, преодолев соблазн пройти мимо, не заметив руки, пожал ее и решил про себя, что на этот раз она напоминает не антрекот, а приличный кусок ветчинной колбасы.
Энергично сводя и разводя щеки, Прибытков отечески спросил, что же, наконец, намерен дорогой друг предпринять с целью ускорить защиту.
– Мне, знаете ли, представляется, неплохо бы того… Очень, очень неплохо бы поднять этот вопрос на каком-нибудь там собрании, совещании или даже – отчего бы, собственно, не направить жалобу в министерство и… другие инстанции? Сколько можно, в самом-то деле? Мурыжить, понимаете ли, талантливого, можно сказать, человека, и, главное, было бы за что, коллега, было бы за что? Ерунда какая-то! Но, с другой стороны, хочу вам сказать, под лежачий камень, имейте в виду, вода не течет, надо, дорогой мой, бороться. Да, да. Я думаю, было бы очень и очень полезно. А я лично поддержу в ВАКе.
Тут Прибытков встряхнул лицом и быстро ушел, оставив парализованного Костылева обдумывать услышанное, чем тот и занимался до конца рабочего дня и вот сейчас, сидя в кресле. И поэтому, слушая и не слыша крики жены, он никак не мог заставить себя отвлечься от мыслей о том, с кем же персонально рекомендовал ему бороться уважаемый Александр Ипатьевич, – ведь всем известно, что защиты диссертаций находятся в ведении лично замдиректора по науке. И никого больше.
Итак, Костылев молчал. А Вера, между тем, уронив флакон с жидким кремом «персиковый», зарыдала в голос, – не помогло, подхватила сумку и выбежала вон. Загрохотала дверь. Нужно было встать, догнать ее, остановить… Костылев сидел, точно замороженный. Он пристально смотрел, как розовая густая лужа на полу медленно меняет очертания. Вот она вытянулась, приняв форму не совсем правильного яйца, вот поползли от нее, как улиткины рога, два ручейка, вот один из них, добравшись до края ковра, стал набухать и делаться шире, а другой наоборот, истончаясь, полез под кресло, на котором сидел Костылев.
Жена ушла в начале марта, а теперь на дворе май, и всё (кроме жизни Алексея Петровича) стремительно меняется, каждый день новости: те улетели, эти, напротив, прилетели и вьют гнезда, то – отцвело, а это, наоборот, как раз приготовилось распуститься. Одуванчики, например, в самом цвету, особенно на газоне во дворе института, где стоит доска почета, а под ней проложена теплотрасса. Кстати, доску не так давно подновили, обтянули свежей тканью, повесили портреты только что отличившихся. Вон – видите? Нет, левее! Это знакомая нам Валентина Антоновна Войк – обратите внимание, как она похудела и от этого сразу сделалась похожа на одну телевизионную спортивную комментаторшу. И стрижка по последней моде, молодежная, с челкой. А в глазах что-то такое… Впрочем, это нас не касается. А рядом – Сергей Гуреев, недавно назначенный руководителем группы Костылева; правда, приказом это пока еще не проведено, но дела Гуреев уже принял. Дальше – Ольга Митина, техник. Нижний ряд, третья слева. Полная, плавная женщина. Похожа на холм. Это видно даже на фотографии, где уместились только лицо, шея и плечи.
Пока мы рассматривали доску, некоторые скороспелые одуванчики начали облетать, и вообще погода вот-вот испортится – вон какая туча лезет из-за крыши соседнего дома, так и прет, как толстая баба, нагло вторгшаяся с двумя продуктовыми сумками в безответную очередь, состоящую из ветхих старушек. Вот уже и стемнело, не успеешь охнуть – дождь, а за ним, того гляди – град, а там, вполне возможно, снова, как ни в чем не бывало, выйдет солнце. Никуда не денешься – природа…