Земля белых облаков

– Я не хочу этого ребенка! – воскликнула Гвинейра и потупилась. – Ты можешь что-нибудь сделать?

Матахоруа попыталась уловить взгляд молодой женщины.

– Что я делать? Убить ребенка?

Гвинейра судорожно сжалась. Так жестоко формулировать свои действия она еще не отваживалась. Но именно об этом и шла речь. Чувство вины захлестнуло ее.

Матахоруа внимательно следила за Гвинейрой, за выражением ее лица, за ее движениями, и, как обычно, создавалось впечатление, что она смотрит сквозь человека, в только ей известную даль.

– Тебе важно, чтобы ребенок умереть? – спросила она тихо.

Внезапно Гвинейра почувствовала, как внутри закипает ярость.

– Иначе зачем бы я пришла к тебе? – вырвалось у нее.

Матахоруа пожала плечами.

– Сильный ребенок. Он умирать, ты тоже умирать. Так важно?

Гвинейра вздрогнула. Что давало Матахоруа такую уверенность? И почему никто никогда не сомневался в ее словах, даже если они были противоречивыми? Могла ли она действительно видеть будущее? Гвинейра задумалась. К ребенку, как и к его отцу, она не испытывала ничего, кроме ненависти и отвращения. Но ее ненависть не была настолько жгучей, чтобы из-за этого стоило умирать! Гвинейра была молода и любила жизнь. Кроме того, в ней нуждались другие люди. Что будет с Флёреттой, если девочка потеряет обоих родителей? Гвин решила оставить все как есть. Возможно, она просто даст жизнь этому несчастному ребенку, а затем забудет его… Пускай Джеральд о нем заботится!

Матахоруа улыбнулась.

– Я вижу, ты не умирать. Ты жить, ребенок жить… несчастливо. Но жить. Возможно, появится кто-то, кто…

Гвинейра нахмурилась.

– Кто?..

– Кто любить ребенок. Напоследок. Делать… круг.

Матахоруа сделала из пальцев подобие круга, а затем начала что-то искать у себя в кармане. Наконец она нашла округлый кусок нефрита и дала его Гвинейре.

– Вот, это для ребенок.

Гвинейра взяла камень и поблагодарила колдунью. По непонятной причине она почувствовала облегчение.

Все это, естественно, не помешало Гвинейре попытаться найти какой-нибудь способ вызвать выкидыш. Она работала до изнеможения в саду, как можно чаще наклонялась, ела зеленые яблоки, пока расстройство желудка чуть не отправило ее на тот свет, а также скакала на буйном жеребенке, последней дочери Игрэн. К удивлению Джеймса, она даже настояла на том, чтобы строптивое животное приучили к дамскому седлу – последняя отчаянная попытка, так как Гвинейре было известно, что боковое седло делало езду более опасной. Несчастные случаи при езде в дамском седле происходили практически всегда из-за того, что лошадь сбрасывала его с себя, а наездница не могла освободиться из седла и скатиться на землю. Подобные случаи часто приводили к смертельному исходу. Но Вивиан, как и ее мать Игрэн, крепко стояла на ногах – не говоря уже о том, что у Гвинейры не было намерения умереть вместе с ребенком. Молодая женщина рассчитывала на воздействие толчков, которым она постоянно подвергалась в дамском седле при скачке рысью. После получаса подобного парфорса Гвинейра не могла удержаться в седле из-за покалываний в боку, но на ребенка это никак не влияло. Первые и самые опасные три месяца прошли без осложнений, и Гвинейра от ярости разрыдалась, увидев, что ее живот начал менять форму. Сначала она пыталась затянуть корсетом округлившиеся формы, но со временем этого уже нельзя было скрыть. Наконец она отдалась на волю судьбе и начала готовиться к неминуемым поздравлениям. Кто мог заподозрить, насколько нежеланным был маленький Уорден, который рос в ее животе?

Женщины в Холдоне тут же узнали о беременности Гвинейры и начали распространять сплетни. Миссис Уорден беременна, а мистер Уорден пропал – все это давало почву для самых фантастических предположений и спекуляций. Гвинейре было все равно. Ей не хотелось только одного – разговора о случившемся с Джеральдом. Но больше всего она боялась реакции Джеймса МакКензи. Скорее всего, он уже заметил округлившийся живот Гвинейры или же услышал о ее беременности от кого-то. А сказать ему правду она не могла. Собственно говоря, она пыталась избегать Джеймса еще со дня исчезновения Лукаса, так как на его лице было написано желание узнать, что произошло. Сейчас он потребовал бы правдивого ответа на свой вопрос. Для Гвинейры стало полной неожиданностью, когда утром, войдя в конюшню, она увидела Джеймса в снаряжении для верховой езды и плаще. На улице снова начало моросить, но он собирался в дорогу. Джеймс как раз укладывал чемодан на спину костлявой белой лошади.

– Я ухожу, – спокойно сказал он, увидев невольный вопрос в ее взгляде. – Ты можешь понять почему.

– Ты уходишь? – Гвинейра не понимала, что происходит. – Куда? Что…

– Я уезжаю из Киворд-Стейшн, Гвинейра. И буду искать себе другую работу. – Джеймс отвернулся от нее.

– Ты бросаешь меня? – Эти слова вырвались у женщины, прежде чем она успела подумать. Но возникшая у нее внутри боль была слишком внезапной, а потрясение слишком глубоким. Как он мог оставить ее одну? Он был ей нужен, прямо сейчас!

Джеймс рассмеялся, хотя в его смехе слышалось скорее отчаяние, нежели насмешка.