Земля без людей

— Юноша, — сказал он, — ты счастлив? А юноша по имени Джек вскинул на старика удивленные глаза, потом взглядом холмы окинул и только тогда ответил:

— Да, я счастлив. Все в мире идет, как должно быть, и я малая частица этого. А Иш начал думать, что стоит за таким ответом, и снова терялся в догадках — наивное ли восприятие мира заключается в этих словах или скрывается за ними глубинный философский смысл — и не мог решить. И пока думал напряженно, разбуженный мыслью туман, выползая из глубин сознания, заклубился в его голове. Но все равно вспомнил Иш, что слова молодого ему знакомыми кажутся, будто где-то уже слышал он точно такие же слова. А может быть, и не точно такие же, но были те слова такими, какие кто-то ему хорошо известный мог сказать. Потому что, когда говорил молодой по имени Джек, то не сомневался, а говорил как должное — утверждая. А Иш не мог вспомнить имя того знакомого человека, но вспомнил теплоту и нежность, которые от имени неотделимы были, и теплые чувства, обволакивая, накрыли его, унося в забытье. И когда очнулся он и снова поднял глаза, никто уже не стоял перед ним. И как ни пытался, не мог вспомнить и сказать с уверенностью Иш, случилось ли все в этот день или в другой, а может, и вовсе другим летом стоял перед ним назвавший себя Джеком человек.

2

Рано он проснулся в то утро — так рано, что еще серые сумерки все вокруг скрывали. И короткое мгновение он лежал не двигаясь и думал — где он. И в то же короткое мгновение вдруг представилось ему — он снова маленький мальчик и карабкается на материнскую постель, чтобы найти там серым ранним утром защиту и нежное тепло любви. А потом решил, что не может быть такого, но стоит протянуть руку, и пальцы коснутся теплого плеча Эм. И такое не могло быть. И тогда он вспомнил о своей молодой жене. И ее не будет рядом, потому что много лет назад он отдал ее молодому и правильно тогда поступил, ведь предназначение женщины — рожать детей, а когда будут рождаться дети, значит, многочисленнее станет Племя и окружающая их тьма все дальше отступит. И когда перебрал Иш все, что еще хранила его память, понял наконец, что он очень стар и один лежит в широкой постели. Правда, утешала его мысль, что в своей старой постели, в своем старом доме.

Так бы и продолжал он лежать тихо, если бы не странная сухость во рту, и тогда, с минуту поколебавшись в нерешительности, все же медленно встал и, шаркая негнущимися старческими ногами, двинулся в ванную комнату попить воды. И когда добрался до цели, то протянул руку и щелкнул рычажком выключателя. А когда раздался знакомый щелчок, даже зажмурился Иш от вспыхнувшего ярко света электрической лампы под потолком. Совсем немного времени прошло, и понял он, что по-прежнему окружают его серые предрассветные сумерки и не вспыхивал в ванной комнате яркий электрический свет. Давно умер свет и не вспыхнет снова. Это знакомый звук щелчка проник в сознание и породил некогда привычные образы. Не смутился Иш, ибо и раньше с ним такое случалось.

И тогда немощной рукой с усилием повернул он кран над раковиной, но не вырвалась оттуда с шумом веселая струя воды. Вот только когда он вспомнил, что отказалась бежать вода по трубам еще много лет назад.

Не смог он выпить стакан воды, за которым шел в ванную комнату, но и особой жажды не чувствовал, разве что першило в горле, раздражало неприятной сухостью.

Но стоило сделать несколько глотательных движений, как сухость понемногу начала проходить, и он почувствовал себя лучше. А уже в спальне застыл в нерешительности у края кровати и втянул в себя воздух, принюхиваясь. Пожалуй, и сейчас он мог вспомнить, как с годами менялись окружающие его запахи. Давно, очень давно здесь пахло большим городом. И когда ушел этот запах, свежестью гор и молодой травой пахнуло Но и этот запах уступил. Теперь старым домом, прожитыми годами и тленом пахло. Но привык Иш к этому последнему запаху и уже не чувствовал, и не мог он его беспокоить. Сейчас, казалось, сухим дымом тянуло. Наверно, это и заставило проснуться так рано. Но не испытывал Иш никакого страха и снова, кряхтя от усилий забрался в постель.

А с севера упрямо задувал сильный ветер. Раскачивал за эти годы близко подступившие к дому сосны, и ветви их, со свистом рассекая воздух, хлестали по стеклам и стенам.