Как быстро менялись зеленоватые тонкие цифры на темном электронном табло телефона! Правила пользования международным телефоном-автоматом были напечатаны по-английски. Женщина говорила по-французски. Я думал по-русски. По-русски же на стенке рядом с телефоном было начертано знакомое мне с детства, короткое, емкое ругательство. Порывшись в карманах, я нашел в пиджаке шариковую ручку. Долго думал, что написать, и совершил в конце концов плагиат, повторив уже написанное слово дважды, один раз — крупно и жирно, второй — буквами поменьше. В трубке к этому времени раздавались короткие частые гудки. Я повесил трубку, затем постоял в кабине и, вместо того чтобы выйти, все-таки снова набрал тот же номер. Затем — еще трижды. Было занято. За эти несколько минут, проведенные в кабине, я успел страшно вспотеть. Я шагнул из кабины, — дверь ее мягко, бесшумно закрывалась за мной.
В фойе у дверей на улицу я приостановился, собравшись закурить. Сбоку меня тронули за руку.
— У вас не найдется сигаретки и для меня? — услышал я женский голос.
Я оглянулся; передо мной, смеясь, стояла девушка, с которой встретился я вчера при таких странных обстоятельствах в загородном доме гостеприимного, хлебосольного Б. Я не мог не усмехнуться ей в ответ.
— Вот так встреча, — сказал я. — Кто бы мог подумать. Добрый вечер, Анна.
Она кокетливо подала мне свою узкую, слабую ручку.
— Вы даже имя мое запомнили? — удивилась она.
— Я о тебе много думал, — сказал я.
Она засмеялась польщенно.
— Я вас видела только что в ресторане.
— Правда? А я вас — нет.
— Вы были такой бледный и мрачный… Мне показалось, что у вас что-то случилось.
Она как будто ждала ответа.
Я покачал головой.
— Все совершенно в порядке.
— Я думала к вам подойти…
— Тогда почему не подошла?
— Боялась, что вы меня прогоните.
— Почему вдруг я должен был тебя прогнать?
— Ну конечно, — сказала она, делая вид, что говорит серьезно. — Ведь вы женаты… — И рассмеялась.
Я только вздохнул.
— Ну вот. Вы сразу снова помрачнели.
— Ты хорошо выглядишь, Анна, — сказал я.
— Таким тоном говорят: а не пошла бы ты…
Она закурила предложенную мной сигарету; по тому, как она взяла сигарету в рот, как стала затягиваться, прикуривая от моей зажигалки, как выдохнула дым — неловко, сразу густым облачком, — можно было понять, что курить она не умеет.
— Ты не куришь? — спросил я.
— А что, видно?
— Заметно.
— Нет, — она улыбалась, часто моргая: дым попал ей в глаза. — Несколько раз пробовала, вот как сейчас, но мне так и не понравилось. Это невкусно. Хотя все курят.
Мы помолчали, глядя друг на друга.
— Не думал, что мы с тобой еще встретимся, — сказал я.
— Мир тесен, — произнесла она. От дыма глаза ее сразу же покраснели, увлажнились, словно она готова была вот-вот заплакать.
Она обернулась, обвела глазами зал; снова взглянув на меня, улыбнулась.
— Вот так, — сказала она, смущенная молчанием.
Я помолчал еще, глядя на девушку.
— Ты здесь с друзьями? — спросил я.
— Нет, так же, как и вы, одна, — ответила она, играя грусть. А потом добавила: — Если вам одиноко, я с удовольствием составлю вам компанию.
Если мне одиноко…
Я не знал, что ей ответить: сердце мое разрывалось от тоски.
— Слушай, ты меня все на «вы» называешь. Я себя так совсем стариком чувствую. Давай перейдем на «ты».
— Хорошо.
— Анна, Анна… Ты угадала, мне сегодня на самом деле очень одиноко.
Она разулыбалась.
— Пойдем к тебе, — сказала она, беря меня под руку. — Ты в этой гостинице остановился?
Я покачал головой. Меня вдруг поразило, что глаза у нее точь-в-точь того же цвета, что и у Лизы. Только Лиза пониже. И волосы у нее темней. Зато прически у них почти одинаковые. Вообще, многое в ней — в девушке, выходившей со мной под руку из гостиничных дверей на темную, ночную улицу, — делало ее необыкновенно похожей на Лизу. Но что именно еще, я не мог бы сказать. Тип лица, походка? Голос, фигура? Не знаю. Я не особенно задумывался в тот вечер над своими ощущениями. В тот вечер мне не хотелось думать.
В машине, на заднем сиденье, она прижалась ко мне, приблизила свое лицо к моему — в ее глазах отражались ночные московские огни. Я равнодушно коснулся губами ее губ. Она закрыла глаза, обняла меня обеими руками за шею, кусая мои губы. Шофер временами поглядывал на нас в свое узкое зеркальце. Она взяла мою руку и положила себе на грудь. В" машине мы не успели сказать друг другу ни слова. От нее пахло духами, чуть-чуть табаком, ветром — в ожидании машины нам пришлось простоять на улице с пятнадцать минут, Анна продрогла, но в машине снова согрелась. Мы молчали и в лифте, глядя друг на друга в зеркало. На дверном косяке еще можно было различить слабое пятнышко, оставшееся от пластилиновой печати. Странно было вспомнить о том, что связано с этой печатью, словно случилось все это с кем-то другим, не со мной. Анна снова прижалась ко мне, когда я закрыл за собою дверь. Я чувствовал ее ноги, ее живот, ее грудь. Отпустив мои губы, она сказала, смущенно улыбаясь:
— Я на секунду в туалет, ладно?