Земля: долгий путь вокруг

Журналисты допекали меня вопросами, что именно я сейчас чувствую. А я был весь во власти страха и дурных предчувствий, мечтая лишь о том, чтобы меня оставили в покое, а все вопросы задавали потом. «Ducati» поставил меня в паре со старейшим участником. Когда мы вышли на трек, он спросил меня, быстро ли я езжу. «О, довольно быстро», — ответил я. Старик признался, что его беспокоит скорость. «Давай-ка сначала поспокойнее», — предложил он. Мы выкатились на трек, я пристроился за ним, а затем он и все журналисты исчезли, буквально растворились в воздухе. Мне было на все наплевать. Но потом я решил, что в таком случае шансов у меня нет. И в первом заезде из восьми или десяти кругов так оно и оказалось. Будучи не слишком опытным мотоциклистом, я еще не освоил азы: какую выбирать передачу, как держаться гоночной трассы и как заставить мотоцикл двигаться по-настоящему. Однако за один день на автодроме можно быстро много чему научиться, да и на то, чтобы начать хорошо на нем ориентироваться, много времени не уходит. Когда свешиваешься с мотоцикла, едва не обдирая бок о дорожное покрытие — ощущение, скажу вам, весьма странное, но ничего более потрясающего я в жизни не испытывал, ну а по мере накопления опыта страх постепенно проходит. Даже теперь, когда у меня позади множество соревнований, перед первым заездом я всегда очень нервничаю, ибо гонка заключается в том, чтобы велеть своему мозгу отключить природные инстинкты, в особенности на поворотах. Сопротивляться до последнего момента, тормозить как можно позже, отрывая от полотна заднюю часть мотоцикла, и это в то время, как ты из последних сил стараешься делать все как можно ровнее и мягче, а разум кричит тебе: «Сбавь скорость!» И когда у тебя получается, ощущение — просто сказочное.

Однако езда на мотоцикле не всегда требует максимальной скорости. Надо также научиться и не спешить, где не нужно, монотонно покрывать километры, ехать себе по шоссе, позволять дороге завладеть собой, куда бы она ни вела, и не беспокоиться о конечном пункте, а лишь наслаждаться путешествием. При первой возможности я сажусь на свой мотоцикл и уезжаю на несколько дней. Пару лет назад я отправился из Лондона на северо-восток Франции, к родителям жены. Я не хотел, чтобы меня узнавали, и поэтому сделал себе на голове ирокез, надеясь, что этого будет вполне достаточно, чтобы меня оставили в покое. После дня езды по Центральной Франции я остановился в кемпинге у Тарнского каньона.

В шортах и майке, с пятнадцатисантиметровым ирокезом и огромным, недавно вытатуированным на плече сердцем, в которое вписаны имена моей жены и детей, я вошел в местный бар. Потягивая коктейль и раздумывая, не остаться ли здесь на несколько денечков, чтобы осмотреть достопримечательности и отдохнуть, я как раз собирался спросить у бармена, могу ли я заказать столик на вечер, когда какой-то посетитель посмотрел на меня так, что мне захотелось немедленно убраться оттуда. Он смотрел на меня, словно я был куском дерьма, в его глазах пылала настоящая ненависть. Спокойно покуривая за стойкой зажатую в тонких губах сигарету «Голуаз», этот француз несомненно считал меня отбросом общества, мой внешний вид вызывал у добропорядочного буржуа презрение. Меня потрясло, что один человек может смотреть на другого с такой ненавистью. И только лишь потому, что у меня был ирокез.

Я перешел через дорогу и обнаружил там ресторан со множеством свободных столиков внутри и на улице. Я зашел и осведомился, можно ли заказать столик на вечер. Официантка переглянулась с барменом. Затем оба посмотрели на меня, несколько мгновений сохраняя молчание. А потом девушка просто сказала:

— Non. Нет.

Я не поверил своим ушам. Может, она не поняла?

— Это только для меня — pour moi. Столик на одного.

— Non.

— А если где-нибудь не на виду?

— Non.

Я заполз в свою палатку и заснул, голодный, томимый жаждой, окруженный сотнями счастливых отдыхающих из Англии. А ведь именно из-за них я и выбрил себе ирокез — чтобы меня не узнавали. Маскировка оказалась настолько удачной, что теперь меня даже не хотели пускать в местный бар. За неделю путешествия по стране поклонники меня, похоже, ни разу не узнали, зато рестораторы и бармены неизменно шарахались от меня по всей Франции, и вскоре я, не выдержав одиночества и голода, сдался и заявился в дом тестя несколькими днями раньше запланированного.