Повсюду сновали люди в белых халатах. Повсюду тот самый отвратительный запах, который пробивает носоглотку до сморщивания и напоминает о не самых приятных мгновениях детства. Напоминает стоматолога и его маленькое сверлящее устройство, грозно надвигающееся к твоему рту. Напоминает предчувствие яркой и пронзительной боли. Напоминает бездушные лица, у которых видны одни лишь глаза сквозь стёклышки очков, отражающих холодный свет люминесцентных ламп. Ощущение, будто находишься в экспериментальной лаборатории пришельцев, где тебя подвергают насильственному изучению. Противно, страшно, холодно, хочется скорее дать дёру — а запах всё держит и продолжает пропитывать изнутри. Продолжает выворачивать наизнанку все самые отвратительные мысли и чувства…
Мимо пронеслись носилки на колёсах. Два медработника спешно кого-то везли. Я, затаив дыхание, вскочил.
Нет, не она…
И снова опустился на скамью.
Не знаю, сколько я так просидел. Но когда проснулся, на противоположной скамейке кто-то сидел. Она заметила, что я открыл глаза. И тут же спрятала взгляд, будто совершила что-то противозаконное.
— Который час? — спросил я, массируя затёкшую шею рукой.
Она повернула голову влево, к висевшим на стене часам.
— Шесть часов.
— А, чёрт… вот же часы есть, и правда. Уже шесть утра? Надо же…
Она снова на меня посмотрела — готовая в любой момент быстро и виновато отвести взгляд.
— Кого-то ждёте? — спросил я, чувствуя, что как-то неловко замолкать.
Она кивнула, и её растерянный взгляд тут же забегал по полу и стенам пустого бело-голубого коридора.
Дальше сидели молча. Я изредка поглядывал на неё. Худая. С недлинными и собранными сзади тёмно-русыми волосами. Мягкий, аккуратный овал лица. Серая юбка и чёрная вязаная кофточка; поверх неё — изрядно поношенный чёрный плащ. Взгляд — нервозный; словно в какой-то опаске, ко всему моментально пристающий. Пальцы то и дело теребят сумочку с истёртыми уголками…
Я смотрел на неё и удивлялся. Эта по-детски оживлённая и на всё реагирующая натура была какой-то особенной. Она будто не могла принадлежать этому городу, его стихийности и равнодушности. Откуда она взялась и что здесь делает в такую рань?
Минутой позже из соседнего кабинета вышел врач. Приспустив свою маску под подбородок, он подошёл к нам. Вернее, к ней. Я ждал, что он сейчас что-нибудь ей скажет. Но он продолжал стоять молча.
Девушка глядела на него снизу. Периодически её тонкие скулы слабо вырисовывались на плоскости бледной кожи, а подбородок слегка вздрагивал. Я наблюдал за всем этим словно за кульминацией какого-то драматического фильма.
Что происходит?
Врач продолжал молчать, опустив взгляд. Потом присел рядом с девушкой. И теперь они уже оба сидели напротив меня.
Девушка начала плакать. Сначала всхлипнула, и я подумал, что ослышался. Но потом — снова. И снова. И вот она уже заливалась слезами.
Врач посидел ещё некоторое время. Затем встал и зашагал по коридору, пока не исчез в самом его конце за поворотом, где был отмечен выход к месту для курения.
— Что случилось? — неуверенно спросил я у девушки.
Она вдруг запрокинула голову к стене. Слёзы стали быстро стекать по её щекам, падая на грудь.
— Вика умерла, — очень тихо произнесла она.
Я открыл рот. Но не знал, что сказать. Да и что нужно говорить в такие моменты?..
— Она ваша подруга? — выговорил я.
Девушка покачала головой.
— Сестра… Родная.
— Мне… очень жаль, — я привстал и подсел к ней, слегка коснувшись её плеча.
Прошло несколько минут. Врач снова возник в конце коридора. Прошёл мимо нас с опущенной головой и исчез за дверью кабинета.
— А вы? — Девушка подняла на меня заплаканный взгляд. — Почему вы здесь?
Я слегка выпрямился.
И правда, что я здесь делаю?
— Я жду. Жду, чтобы узнать о состоянии одного человека. Он… Точнее, она… её сбила вчера вечером машина. И я всё это видел… Да, я был свидетелем… и поэтому решил проведать её. Но меня не впустили. Сказали, что делают операцию. Вот и просидел до утра. Надо же, так долго делают операцию…
Девушка громко всхлипнула и зарыдала в голос. Я от неожиданности даже вздрогнул.
Что такое?
Глядя на её мокрое лицо, вдруг что-то тонкое и призрачное стало закрадываться мне в грудь. Оно пробиралось дальше, через горло к самому мозгу, и там, дав чёткий щелчок, наконец вылилось в цельное понимание. Как будто замысловатое слово в кроссворде наконец было разгадано.
Когда это понимание зажглось в сознании, мой взгляд машинально упал на правую руку. С неё обильно стекала кровь. Неосознанно я распорол свою рану…
В неком забвении я вдруг надавил пальцем на больное место. Кровь под давлением ринулась течь ещё сильнее. Плачущая девушка заметила это — и несколько секунд недоумённо смотрела на мою краснеющую руку. Затем подняла взгляд на мои глаза — глаза, которые я не сводил с её лица. И, обнаружив в них абсолютное безразличие к покидающей меня крови, зарыдала ещё громче, спрятав лицо в ладонях.
А я, опустив голову, принялся неподвижно и внимательно наблюдать, как кафельный пол медленно окрашивается неестественными для стерильно-бледных тонов больницы сочными алыми каплями…