— Вовочка, — сказала мама. — Проснись, Вовочка… Нам папа телеграмму прислал. Вот послушай: «Начинайте день с какао!» Может, начнем? — спросила она и всхлипнула.
Заболел Вовка.
Лежит на диване — спит. И бредит. Произносит слова, которых знать не может. Говорит: «Подай мне, брат, кельту». А кельтой у древних греков называлось бронзовое долото.
Кандидаты наук перед Вовкиной мамой на коленях елозят, чтобы разрешила им Вовкин бред послушать.
А медицина была бессильна. Прописала медицина Вовке капли Кватера, поскольку очень Вовкиной маме сочувствовала.
Первый «А» класс маме в помощь организовал у Вовкиного дивана круглосуточное дежурство. Дежурные давали Вовке попить и записывали его высказывания.
Один раз Вовка сказал: «Красота — цветок с черной каймой. Кто эту кайму видит, тот и красоту понимает». В другой раз Вовка сказал на чистом древнегреческом: «Спасите красоту, и красота спасет мир». Эти слова сам Петя Ковалев принял и записал безошибочно. Недаром он был отличником по всем предметам.
А Вовка Попугаев, когда они после пожара и землетрясения отвели гончара к его дочери в соседний город Аполлонию, спросил:
— Ты теперь куда, брат?
— Куда дверь откроется.
— А мне с тобой можно?
— Не знаю, — сказал Полувовка. — Но я спрошу. Хорошо бы. А то одному одиноко.
Наверно, волшебница Маков Цвет разрешение дала, потому что дома, побрызганный изумрудной водой, Вовка глаза закрыл — спать, а когда открыл, то увидел…
Город с многоколонными храмами. Улицы, выстланные каменными плитами. Чисто. Солнце палит. Ветер с моря обдувает обгоревшие плечи.
Полувовка, загорелый до черноты, и он, Попугаев, без ластов и без маски, бронзовыми долотьями-кельтами высекают из мрамора белую птицу. А старый мастер, седой и грузный, объясняет, под каким углом ставить долото. С какой силой ударять молотком. Что птица эта белая не просто сама по себе, но знать нужно, где она будет поставлена и какой свет будет на нее падать. И не первый уже день они в этом городе. И Полувовка и Вовка называют друг друга — брат.
Там, в старинных далеких городах, может, год проходил, а здесь, в Новгороде, только одна ночь.
Иногда проснется Вовка, попросит пить, а сам весь в рубцах — это их с братом Полувовкой розгами драли или плетью.
Учились они в древнем городе Синдие.
В древнем городе Крите.
В древнем Коринфе.
И Кофру.
Легко учились, уж больно чуток был Полувовка на красоту. Едва отвернется мастер, он поправляет Вовке узор и объясняет шепотом, почему это нужно поправить. А по вечерам, чаще-то на голодное брюхо, при свете луны учил Полувовка Вовку рисовать. Прямо тут, на песке. После порки или другой выволочки говорил: «Нужно, брат, чтобы художник изведал печаль. Чтобы душа его к красоте как из плена рвалась». И откуда у него такие мысли являлись? Сколько он на Руси побыл? А говорил с тоской: «Вот вернемся на нашу землю… Солнце у нас не такое жаркое… Зелень на нашей земле не такая яркая — нежная. Цветы не такие большие, но уж больно затейливые… Лад красоте дает родная земля. Без родной земли красоты нет — только мимолетная прелесть…»
Все тяготы переносили они вдвоем стойко. Но случилась такая тяжелая ночь — такая тяжелая, что пришлось и Попугаеву Вовке прибегнуть к зову последней надежды.
И не драли их. И голодом не наказывали.
А было это в древнем городе Фивы. Учились они у скульптора. Делал скульптор сфинкс для одного вельможи. Вельможа хотел подарить сфинкс самому фараону. Уже вырублено было и отполировано мощное тело льва. Было оно покойным, но как бы уже трубила в его крови утренняя заря. Полувовка и Вовка полировали гранит до зеркального блеска истолченным в порошок кремнем, замешанным на гусином сале и другими более тонкими пастами, которые втайне от всех приготовлял скульптор.
Но не было у сфинкса лица.
И все рисовал скульптор его лицо. Рисовал на песке, чтобы тут же стереть. Чтобы никто не видел. Хотел вельможа, чтобы скульптор высек лицо фараоново. А скульптор все рисовал, все рисовал — искал лицо другое. Позволял смотреть только Полувовке да Вовке. Он говорил, вы, мол, дети, в сердце у вас еще нет зависти, нет жадности. Есть только одно — желание знать. Ну так знайте. Кто такой сфинкс — тайна. Потому тайна, что это — Амон, сам бог солнца. Тело льва — потому что нет силы сильнее солнца. Лицо человека — потому что лишь человек понимает: нет мудрости выше мудрости солнца. Все происходит от солнца: и радость, и горе. Прекрасно лицо сфинкса, но ни сострадания, ни улыбки нет на его лице. Вот в чем тайна: бог Амон — слепой бог. И рисовал скульптор неподвижное лицо бога с прекрасными, но слепыми глазами. И Полувовка рисовал, и Вовка. Скульптор поправлял их рисунки, объясняя, что к чему, и все четче и четче становилось неподвижно-мудрое, прекрасное слепое лицо.
И однажды приехал вельможа. Спросил скульптора, когда же он будет высекать лицо сфинксу.
— В полнолуние, — ответил скульптор.
— Надеюсь, ты хорошо знаешь лицо фараона, да будет он жив, невредим, здоров.