Земля кочевников

Со мной, как с сезонным рабочим, обращались очень жестко… Меня наняли по ставке 8,5 доллара в час за «сорок часов», но по факту трудиться приходилось от пятидесяти до шестидесяти часов за ту же плату. Ни сверхурочные, ни даже обычные часы работы оговорены не были. Итак, CLM не выплачивает минимальные зарплаты. И я имею в виду не часы безделья, а полноценные восемь часов интенсивных полевых работ, уборку мусора, чистку территорий Хьюм, Принцесс и Стоуни-Крик, а также Тен-Майл и Лэндслайд, чистку туалетов и кострищ по нескольку раз в день, уборку дорог и т. д. А затем работа с документацией почти до девяти вечера… После непродолжительного разговора, когда я наконец озвучил некоторые жалобы, [мой начальник] назвал меня отребьем, сказал «захлопнуть варежку» и «тащить свою нищую задницу обратно в Орегон».

Я написала в California Land Management об этих претензиях и получила ответ от Эрика Марта, президента компании. «Могу вас заверить, что наша политика (с условиями могут ознакомиться все нанимающиеся), наши методы обучения и стандартные регламенты работы полностью противоположны тому, что описывают эти сотрудники», – писал он[21]. California Land Management расследовала минимум три из этих претензий, продолжал он, и сочла их необоснованными (однако одному работнику были компенсированы сверхурочные, по его словам, часы). В последнем случае – где менеджер не соблюдал регламент нагрузки и обозвал подчиненного отребьем – Лесная служба США провела собственное расследование.

Федеральные власти ответили иначе. Когда я направила запрос в Лесную службу США по поводу именно этих жалоб, мне ответили, что непосредственно служба ими не занимается. Письма перенаправляются в ту организацию, на которую жалуются работники, – в данном случае California Land Management. Такова официальная политика, хотя Лесная служба США отвечает за выдачу этим организациям разрешений на эксплуатацию и особенно за то, в каком состоянии находятся вверенные им территории.

«У Лесной службы нет полномочий разбирать жалобы на злоупотребление властью со стороны работодателя, дискриминацию и любые иные претензии к частному нанимателю, а также проводить какие-либо исследования», – ответил мне по электронной почте специалист PR-службы Джон Хайл.

После этого я позвонила ему и спросила, готов ли он подтвердить, что такова официальная позиция службы. «Выглядит странно, что эти организации подчиняются вам и вроде бы под вашим контролем, но при этом у вас как будто нет никаких рычагов воздействия на них», – добавила я.

Хайл пояснил, что он изучил протокол Лесной службы США, который был выслан мне вместе со всеми письмами, и больше ему ответить нечего.

Линда обустраивалась в Hanna Flat, а я наблюдала за тем, как проходят ее первые две с половиной недели на новом месте. Ночью мы просиживали часы в ее трейлере. Она понемногу рассказывала мне о своей жизни. Она была старшей из трех детей в семье и восхищалась своими родителями, несмотря на их недостатки. Ее отец сильно пил, периодически подрабатывал механиком на судостроительной верфи в Сан-Диего, а мать боролась с хронической депрессией. Они постоянно меняли квартиры, переезжая по семь раз за год, и однажды покинули Калифорнию, чтобы какое-то время пожить в Блэк-Хиллз в Южной Дакоте. По пути на восток Линда ютилась в машине со своими родителями, двумя братьями, всем скарбом и таксой по имени Питер Джонс Перри. Примерно в то же время матери Линды нужно было вырвать несколько зубов. «У отца не было денег, чтобы оплатить ей импланты, – вспоминает Линда. – И вот мы все сидим в этом большом грузовике, тут же рядом вся мебель, у матери нет зубов, нас трое детей и еще эта такса».

Со временем отец Линды стал всё сильнее проявлять склонность к насилию. Иногда за обедом он бил ее младшего брата половником по голове. Он избивал мать Линды, толкал ее с лестницы и «швырял, точно тряпичную куклу». Во время одной такой драки Линда, которой было около семи, спряталась за кроватью в своей спальне. Тогда она пообещала себе: «Со мной такого никогда не случится».