Земля-кормилица Рассказы Очерки

— Видишь, дочка, — говорил Жельвис, — видишь… Ты бы так сразу и сказала! Зачем же ты так долго мучилась? Ну, давай подумаем, обсудим: надо что-нибудь предпринять.

Мысль о камнях пришла на ум девушке после рассказов портного о графе. Кроме своей истории об «оверкоте», вдовец любил рассказывать о камнях в печени графа. Портной объяснял, что несколько таких камней доктора разогнали дорогими лекарствами, а остальные вынули, разрезав графу живот. Камни будто бы оказались с утиное яйцо. Но граф все-таки умер, так как один камень так и не удалось вынуть.

Простодушной работнице и ее хозяину, тоже слыхавшему эти рассказы от портного, болезнь эта казалась необыкновенной и страшной.

Однако сочувствие Жельвиса вылилось в чисто практические соображения. Его расстроило состояние здоровья Оны только потому, что она была незаменима в хозяйстве.

— Нехорошо, Оняле, ох, как нехорошо, — ворчал хозяин. — Ну, хоть бы ты зимой заболела, а то, подумай, — теперь в такую горячую пору!

Старик все еще тянул с деньгами. Он почесывал у себя за ухом, морщился и снова допытывался, где и что у Оны болит, часто ли бывают припадки, и, может быть, это обыкновенное вздутие живота! Услыхав, что девушка была не у фельдшера, а у доктора Сугинтаса, хозяин совсем помрачнел.

— А что этот мальчишка, молокосос, понимает! — гремел он. — У него еще и борода не растет, а он уже деньги к рукам прибирает!

— Батюшка, — пробовала было вставить слово работница, — он с меня за лечение, как с работницы, ничего и не берет… он очень добрый. Лекарство только дорого стоит, его из-за границы присылают.

— Гыр-гыр-гыр! Можно и другие лекарства найти, корешки всякие есть… Сходила бы ты к фельдшеру, тот хоть недорого берет.

Фельдшер был старый человек с раздвоенной, седой бородой, и никогда не лечившемуся в городе Жельвису казалось, что только старый и бородатый доктор может понимать в болезнях.

— Триста литов за какую-то там воду. Ха! Камни разгонит! Лучше уж тогда надеть саван и живой в гроб лечь!

Жельвис шел советоваться с женой, опять зазывал девушку и уговаривал ее сходить к сведущим бабкам. Видя, что иначе толку не будет, Она в разгар одного из таких разговоров притворилась, что уже у нее начинается припадок. Упав в клети на куче пшеницы, она принялась причитать не своим голосом, разгребая ногами и руками зерно. Хозяин больше не противился и немедленно выдал ей сполна просимые деньги.

На другой день деньги были в кармане у помощника машиниста. После завтрака Анатолис условился с Оной, что будет ждать ее в последнее октябрьское воскресенье в роще, у дуба с часовенкой. Оттуда, мол, они и отправятся прямо к ксендзу.

Итак, до того дня, в который решится ее судьба, оставалось еще две недели. Две недели нетерпеливого ожидания, а после — какая новость для всей деревни, для всего прихода, для всех ее подружек!

В одно туманное утро молотилка, вместе с машинистом и помощником машиниста покинула деревню. Долина затихла, точно вымерший улей.

Многим, кто весело проводил за общей работой время, один-другой день, пока не привыкли, — тишина эта казалась мертвой и печальной. Но молотилка, оказывается, не затихла. Вначале люди решили, что это только привычный, въевшийся в память рокот машины, но вскоре стало ясно, что молотилка действительно работает где-то в отдаленных деревнях. Ее глухой, заполняющий осенний простор, шум слышался еще неделю, и, поднявшись на пригорок, можно было разглядеть вдали вырастающие выше домов новые ометы соломы.

Убираясь во дворе или выходя вечерами на крыльцо, Она ловила этот шум, угадывая, с какой стороны он доносится и в какой деревне теперь работает ее жених. Час за часом вспоминала девушка проведенные с Анатолисом дни, ту звездную ночь, когда он в первый раз поцеловал ее, видела его улыбку, слышала его голос, и далекий рокот машины как бы напоминал ей по воздуху о их взаимной связи.

Стараясь уверить хозяина в том, что деньги ей на самом деле нужны на лекарство, девушка несколько раз ходила в местечко. Оттуда она приносила разные склянки.

В день свидания, в воскресенье, Она прибралась получше, надела на шею все бусы, какие у нее были, обула новые ботинки и еще задолго до условленного срока очутилась в роще, у дуба. Лес казался уже иным, чем тогда, ночью, в их первую встречу. Земля была пропитана влагой, мокрые листья липли к ногам и сквозь голые ветки деревьев проглядывало блеклое, хмурое небо.