Земля-кормилица Рассказы Очерки

Подходя к дому Жельвисов, оба испуганно остановились. Преграждая им путь, на дороге лежало что-то темное. Она была не из трусливого десятка, но от неожиданности вздрогнула и не почувствовала, как ее рука очутилась в руке Анатолиса. Темное пятно шевельнулось и рванулось прочь с дороги, — они спугнули бездомную, бродячую собаку. Испуг уже прошел, но Анатолис больше не выпускал руки Оны. Они спокойна шли несколько минут, пока Анатолису не вздумалось обнять девушку. Она оказала легкое сопротивление и попробовала выскользнуть, но ловкий мужчина широким объятием крепко держал ее за поясницу, точно спеленал, а потом притянул к себе и поцеловал.

Это было так внезапно, так неожиданно для Оны, что она, никогда в жизни не испытавшая ничего подобного, не поняла даже хорошенько, что с нею делают. Она и не заметила, как очутилась дома. Хлопнув дверью, она еще долго стояла, прижавшись к косяку, вся оцепеневшая, с громко бьющимся сердцем. Она слышала удаляющиеся шаги, и тоска, жалость еще сильнее сжали ее сердце, ей хотелось догнать Анатолиса, потом ею овладела совершенная истома: слёзы счастья потекли обильно по ее щекам, не перемежаемые всхлипыванием или плачем.

Не раздеваясь, упала она на постель и с открытыми глазами, вслушиваясь в себя и глядя вверх, пролежала до утра.

Весь день Она была во власти этого события: за работой, мало сознавая, что делает, девушка невпопад отвечала на вопросы, а встретясь с Анатолисом, не осмелилась даже поднять на него глаза. Однако Анатолис тоже стал другим: улучив минутку, он заговорил с нею так, точно за их спинами уже был долгий, пройденный вместе путь. И вот после многократных горячих признаний Анатолиса Она, наконец, поверила в свое счастье.

Эти дни, пока в доме Жельвисов работала машина и постоянно вертелся и ночевал Анатолис, слились для Оны в один нескончаемый радостный день. Молодые люди уговорились, что повенчаются тотчас после праздника всех святых, а то и после первых заморозков. Жить им вначале придется где-нибудь у чужих. Хотя, по словам Анатолиса, у него есть дом в Каунасе, но пока дом этот принадлежит его отцу — лавочнику. Отец против воли Анатолиса собирался женить его на необычайно богатой рябой «американке». Если бы Анатолис женился на ней, ему теперь не надо было бы ходить за машиной, он сам бы ездил в автомобиле, но он не мог неволить свое сердце; он отказался от наследства, навек разошелся с родителями и нанялся в простые работники. В будущем отец несомненно простит его, узнав, как хорошо живут они с Оной.

Закончив свой рассказ, Анатолис принялся толковать о покупке колец и о других свадебных приготовлениях. Так как денег сейчас у него нет, то ему, пожалуй, придется одолжить у кого-нибудь для венчания черный костюм и шляпу. Парень говорил об этом с необыкновенным огорчением и предлагал отложить свадьбу на несколько месяцев. И в этот момент Она почувствовала себя не только счастливой, но и богатой. Она с радостью взялась устроить все это.

После долгих уговоров жених согласился, наконец, одолжить у нее деньги, — только упаси боже даже заикаться о том, что они собираются обвенчаться: отец Анатолиса, услышав, что тот берет простую работницу, немедленно расстроит свадьбу. Обвенчаются они неожиданно, без оглашения в костеле. А для этого тоже нужно немного денег, — ведь понадобится заплатить епископу за разрешение.

В первый раз Оне пришлось обращаться к хозяину за деньгами, да еще за какими деньгами! Речь шла о трехстах литах, почти о годовом ее жалованье!

Услышав просьбу девушки, Жельвис просто выпучил глаза. Он, понятно, немедленно стал допытываться, на что ей такая огромная сумма. Уж не на свадьбу ли? — добавил он насмешливо.

Девушка едва не подтвердила насмешливых подозрений хозяина, однако же, всего больше опасаясь могущих возникнуть от этого ненужных разговоров и даже препятствий, овладела собой и прикусила язык. Она не дала никаких объяснений, но после настойчивых расспросов хозяина совсем смутилась. Это еще более разохотило Жельвиса к дальнейшим выпытываниям.

— Зачем тебе? Да ты понимаешь, какие это деньги?! Ведь за три сотни можно купить жеребца трехлетнего. Трехсот литов в этом году мне и за пятнадцать центнеров пшеницы не дадут! Да если бы они и понадобились сегодня, откуда мне их взять. У меня нет ни цента: все роздал взаймы. Нет, нет! Это уж у тебя, девушка, просто в голове помутилось. Три сотни… О, господи!

Когда скупой старик истощил весь свой запас бранных слов, девушка все-таки не уступила. Она даже прибегла к обману, чего с ней никогда не бывало. Плача призналась Она, будто у нее в печени начали расти камни, и это ей причиняет невыносимую боль, мешает работать… Она, мол, уже давно болеет, но до сих пор все терпела, думала, что это пройдет само собой. Она рассказала и о докторе, который за триста литов берется разогнать камни дорогими лекарствами. Всю эту ложь Она излагала так убедительно, плакала так искренно, что хозяин постепенно отошел, и в его гневном взгляде засветилось участие.