Земля людей

После пяти часов ходьбы ландшафт меняется. В глубине долины как бы течет песчаный поток. Спускаемся в долину; Шагаем быстро: надо уйти как можно дальше и, если ничего не найдем, успеть засветло вернуться. И вдруг я останавливаюсь:

— Прево!

— Что?

— А след…

Как долго мы уже шагаем так, забывая тянуть за собой борозду? Если мы не найдем ее — смерть!

Мы поворачиваем и отклоняемся вправо. Пройдя достаточно далеко, мы повернем перпендикулярно к нашему теперешнему направлению и перережем оставленный нами ранее след.

Связав эту нить, снова пускаемся в путь. Жара усиливается, рождаются миражи. Пока еще самые простые — большие озера, исчезающие при нашем приближении. Мы решаем пересечь песчаную долину и взобраться на самый высокий купол, чтобы осмотреться. Шесть часов, как мы в пути. Таким ходом мы, должно быть, отмахали километров тридцать пять. Взбираемся на вершину черного холма и молча садимся. Под нами песчаный поток впадает в песчаное море, чистое от камней и обжигающее глаза ослепительным белым сиянием. Взгляд теряется в пустынных просторах. Но на горизонте игра света рождает волнующие миражи. Крепости, минареты, геометрические формы с вертикальными линиями. Я замечаю также большое темное пятно, подражающее растительности. Но над ним нависло последнее из тех облаков, которые расходятся днем и собираются снова к вечеру. Понятно — это лишь тень кучевых облаков.

Незачем идти дальше — путь этот никуда не ведет. Нужно вернуться к самолету, к бело-красному бакену, который, быть может, заметят товарищи. И хотя я возлагаю мало надежд на поиски, все же они представляются мне единственной возможностью спасения. Но главное, мы оставили там последние капли влаги, а нам совершенно необходимо что-нибудь выпить. Надо вернуться, чтобы жить. Вокруг нас сомкнулось железное кольцо, мы пользуемся лишь мимолетной свободой — мы пленники жажды.

Но как трудно повернуть, когда, быть может, идешь навстречу жизни! Там, за миражами, даль полна, быть может, настоящими городами, каналами пресной воды и лугами. Я знаю, что разумнее всего повернуть назад. И все же, когда я решаюсь на этот ужасный поворот руля, у меня такое чувство, будто я иду ко дну.

Мы лежим около самолета. Мы исходили шестьдесят километров и уничтожили наш запас влаги. Мы ничего не обнаружили к востоку от места аварии, и ни один товарищ не пролетел над нами. Как долго мы выдержим? Нам уже так хочется пить…

Мы соорудили большой костер из обломков разбитого крыла, приготовили бензин и листы магнезии, которые горят ярким, белым огнем. Ждем полного наступления темноты, чтобы зажечь костер… Но где же люди?

Пламя вздымается к небу. С упованием взираем мы на языки нашего сигнального огня в пустыне. Мы глядим, как наш лучащийся светом безмолвный сигнал расцветает в ночи. И я думаю о том, что в нем не только отчаянный призыв, а и любовь. Мы просим пить, но мы просим также установить с нами связь. Пусть другой огонь зажжется в ночи. Только люди располагают огнем, пусть же они ответят нам!

Предо мной возникают глаза жены. Я вижу только эти глаза. Они вопрошают. Предо мной возникают глаза всех тех, кому, быть может, я дорог. Эти глаза вопрошают. Целый сонм взглядов упрекает меня за мое молчание. Я отвечаю! Я отвечаю! Я отвечаю изо всех сил. Я не в состоянии сделать ярче этот огонь в ночи!

Я сделал, что мог. Мы сделали все, что могли: шестьдесят километров почти без питья. Теперь мы уже не будем больше пить. Разве это наша вина, что мы не можем долго ждать? Мы бы охотно не двигались отсюда, прикладываясь к фляжкам. Но с той секунды, когда я выпил до дна содержимое оловянного стаканчика, часы начали отстукивать время. С той секунды, когда я высосал последнюю каплю, я сразу же покатился по наклонной плоскости. Чем я виноват, если время уносит меня, как стремительный поток? Прево плачет. Хлопаю его по плечу и говорю в утешенье:

— Крышка так крышка…

Он отвечает мне:

— Неужели вы думаете, что я о себе плачу?..

О! Конечно, я уже открыл эту истину. Вытерпеть можно все. Завтра и послезавтра я смогу убедиться, что вытерпеть можно решительно все. Я лишь наполовину верю в мучения. Эта мысль приходила мне и раньше. Однажды я думал, что тону, так как не мог выбраться из кабины самолета и при этом не очень-то страдал. Сколько раз я чуть не ломал себе шею, но это отнюдь не производило на меня особого впечатления. И здесь я тоже не испытал отчаяния. Назавтра мне придется узнать об этом вещи еще более удивительные. Хоть я и разжег такой большой костер — видит бог, я не потерял еще надежды самому добраться до людей.

«Неужели вы думаете, что я о себе?..» — Да-да, вот что нестерпимо. Стоит мне увидеть эти глаза, полные ожидания, как я чувствую словно ожог. Меня внезапно охватывает желание подняться и броситься туда, вперед. Там взывают о помощи, там тонут!