Земля лунной травы

Промчался мимо, справа от них, скорый стремительный поезд, потом облака в таком же стремительном движении слились в длинную узкую тучу, и далекий противоположный берег-горизонт за тяжелыми пенными волнами начал густо темнеть, словно вобрал в себя, жадно торопясь, цвет серой тучи и посеревшей, помрачневшей воды.

Наташе вдруг вспомнилось, как однажды они с Алей вот так же шли берегом вдоль бесконечной серой воды и Аля сказала: «А знаешь, может быть, люди на земле видят все цвета по-разному. Может быть, для кого-нибудь небо вовсе не голубое, а зеленое. Но все называют его голубым, и он тоже. И не знает, что этот цвет для него не голубой, а зеленый. Вот, может быть, мы с тобой сейчас идем, смотрим на небо и видим его разным. И никто в жизни никогда не сможет это проверить». Алина мысль тогда Наташу страшно заинтересовала. Я ведь и в самом деле — никто никогда не сможет проверить, какими, к примеру, Наташа видит листья на деревьях. Может быть, зеленый цвет для других совсем и не зеленый, а другой и Аля, например, видит лес голубым, считая этот цвет зеленым. А небо над ее головой, может быть, наоборот, зеленое. Или розовое. А холмы для нее не желтые вовсе, как для Наташи, а фиолетовые. Она же считает этот цвет желтым, потому что все так говорят — желтые холмы.

Наташа зажмурила глаза, пытаясь представить реку оранжевой. А вдруг именно такой видят ее все остальные люди? Я И это нельзя проверить. Никак нельзя… Каждый человек наш земле один-единственный, и никем нельзя его заменить даже на время, чтобы его глазами посмотреть на землю, на реку и небо. Вот уехала Аля, и никем на свете, даже сестрой Райкой, заменить ее нельзя. И расстались они, может быть, надолго, может быть, даже навсегда… И может быть, даже до самой смерти не встретятся. И умрут поодиночке. И Наташа так и не узнает, какое небо погасло над Алей — голубое или зеленое, и сколько унесла с собой Аля еще вот таких разноцветных неразгаданных тайн — голубых, лиловых, фиолетовых, розовых…

А может быть, то солнце в барбарисе для Али было совсем другое? Потому она и забыла его? Вот же не показались ей однажды фигуры на склонах острова-холма могучими воинами в старинных шлемах. Вот не показались же…

Несколько лет назад они с Алей попробовали добраться до барбариса, оставшегося на острове. У Кеши Мягкова, Алиного одноклассника, была лодка — обыкновенная, весельная. Мягковы уже давно купили новую, моторку, а эта, старая и маленькая, болталась на цепи у старого причала под обрывом, нависшим над водой, и от безделья — как ящерица или змея — сдирала с себя о волну зеленую краску-шкурку.

К острову Кеша подвел лодку благополучно. Воины в шлемах, вырастая перед ними в гигантов, молчали и ничем не проявляли своей враждебности. Но когда лодка ткнулась носом в песчаную стену, в ноги одного из них, он грозно зашевелился, зашелестел, словно расправлял свои могучие плечи, и, прежде чем Кеша успел рвануть лодку назад, рухнул вниз, прихватив край лодки и сидящую на носу Наташу… Если бы не какой-то твердый каменистый выступ под водой, в который, погрузившись от тяжести, уперся нос лодки, они бы, наверно, пошли ко дну сразу. Пока Аля и Кеша вычерпывали песок из лодки, а потом вытряхивали его из густых волос еле опомнившейся от удара Наташи, рядом рухнул еще один песчаный воин, потом еще один. Они не рискнули больше искать удобного для причала места, тем более что и там, со стороны открытой воды, стояли все те же суровые и молчаливые воины. Они вернулись назад к берегу, и Аля, глядя, как всегда, мимо Наташи огромными, почему-то еще больше косящими глазами, сказала шепотом, что вблизи-то, оказывается, песчаные фигуры выглядят и не воинами вовсе.

Вблизи-то они, оказывается, похожи на печальных женщин в платках, стоящих на коленях. Стоят на коленях скорбные жалкие старушки и плачут…

* * *

И на Дайку они попали в неудачное время — только-только начался московский обеденный перерыв, и в буфете было полно народу. А сластена-Райка, как назло, забыв про свою дипломатию, сразу все испортила — не заняв очереди, чуть ли не с порога спросила у Доры Андреевны, есть ли в буфете «мишки косолапые» или, на худой конец, те, что сидят на льдине, в голубых обертках. И когда Дора Андреевна ответила, что никаких мишек, ни косолапых, ни толстопятых, в буфете нет и не было уже месяца три, Райка стала возмущенно кричать:

— Припрятали! Под прилавком!

Она привыкла воевать из-за дефицита, она не пропускала ни одной очереди в городском универмаге — не пригодится себе, так кому-нибудь из князьевской родни подойдет…

Дора Андреевна в долгу, конечно, не осталась, принялась бранить совхозников, которые то и дело шастают на станцию в буфет и поедают чужую колбасу. «Ишутин вас в сто лозой совсем не кормит, что ли?..» Проголодавшаяся очередь железнодорожников Дору Андреевну поддержала, и Райке с Наташей пришлось убираться из буфета.