Земля лунной травы

Выбравшись из шумной буфетной на тихий перрон, они разругались в пух и прах, припомнив друг другу и дипломатический институт, и толстопятых мишек, и лапшовую кофту, потом черед дошел до князьевской родни и до очередей за дефицитом, в которых любят стоять все князьевские жители…

— Не трожь! — сказала Райка. — А то я тоже кое-что могу сказать!

— Ну, скажи, скажи! Давай, выкладывай! — сказала Наташа.

К счастью, в этот момент к перрону подошла электричку из города. И хоть сошел на Дайке один-единственный пассажир, старенький дед Нюрки Деминой, он разрядил обстановку — приняв Райку за совсем постороннюю (ее всегда принимали за постороннюю), подошел к ним и поинтересовался, не нужны ли Райке свежие, только что утром собранные на грядках огурцы. «Вот в городе не продал, Ишутин все магазины огурцами завалил…»

— У нас такого барахла своего полно, — сквозь зубы процедила Наташа, и Райка почему-то восприняла это как очередной выпад против бабы Груни.

После этого они разошлись — правда, не очень уж далеко — сели на противоположные концы длинной скамьи у двери вокзальчика. Райка при этом подложила под себя бабкин плащ, повесила сумку на спинку скамьи и прикрыла зонтом-мухомором неизвестно от чего — ни дождя, ни солнца не было. Физиономия ее выражала обиду: вот пожалела Наташа рубль на огурцы, а родная, то бишь двоюродная, сестра полдня не емши. Да бабу Груню вдобавок ни за что ни за что обругала…

— Не надо было с Дорой Андреевной задираться, — сказала ей с другого, холодного конца скамьи Наташа. — Бутербродов бы купили.

Райка под своим мухомором промолчала, но лицо ее в равно оставалось таким же озабоченным и даже скорбны каким оно бывало у нее в самые тяжелые минуты, когда фор-брам-рей летел к черту.

Несмотря на князьевские оттопыренные уши, была он все-таки очень похожа на бабушку Дусю — в особенности, когда повязывала голову косынкой. Правда, косынок носит она не любила и чаще надевала их для смеха, по-пиратски завязывая узел сбоку, над ухом, а потому бабушка Дуся, сердясь, косынок ей никогда не дарила. Но зато у них с бабушкой Дусей были почти одинаковые глаза, одинаковые брови, одинаковая походка. И к стихам у них было одинаковое отношение — обе так безбожно перевирали классиков, что Наташа никогда не рисковала читать кому-нибудь по памяти те стихи, которым научила ее когда-то бабушка Дуся:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То заплачет, то завоет.

Ах ты, бедное дитя!

Последнюю строчку, похоже, бабушка Дуся всегда адресовала Наташе, ласково гладя ее при этих словах ладонью по голове. Рука у бабушки Дуси была цепкая, тяжелая. Наташина голова обычно не выдерживала ее тяжести, и Наташа тыкалась носом в миску с супом или в кружку с молоком. Это теперь шея у нее крепкая, натренированная бабушкиной лаской, а бабушкины руки стали слабее. И память у бабушки стала слабее, теперь классикам доставалось еще больше.

То, что Райка и бабушка Дуся были похожи друг на друга Наташу иногда почему-то больно задевало, словно у нее несправедливо отбирали частицу чего-то принадлежащего только ей, лично ей одной, еще с тех времен, когда ока под тяжестью бабушкиной руки тыкалась носом в миску или шарила взглядом по кухне, отыскивая синюю эмалированную кружку с желтыми цветочками… И хоть похожесть эта с возрастом заметно уходила от Райки, все равно Наташе было обидно.

— Что тебе баба Дуня подарила-то? — спросила Райка с другого конца скамьи.

Все-таки она оставалась верна своей дипломатии в любой ситуации — ее не очень интересовало, что бабушка подарила Наташе. Это было предисловие к длинному вопросу: «А что ты мне подаришь и когда, и уже купила подарок или только собираешься что-нибудь купить, и не стоит ли тебе сначала поинтересоваться, какой подарок я от тебя жду?»

А чтобы уж совсем, с головой, уйти в свою дипломатию, она достала из своей объемистой сумки пудреницу и стала пудриться, делая вид, что ничто в мире ее сейчас, кроме этого занятия, не интересует. Вот же сообразил кто-то подарить ей пудреницу!

— Белишься? — по-бабушкиному сказала ей Наташа. — Ну, белись, белись. Нос потом синим будет.

У бабушки Дуси в запасе было много вот таких неоспоримых истин. И маленьких, и больших, и даже великих.

— Так что подарила-то?

— А тебе? — спросила Наташа.

— А вот, — сказала Райка и, отставив в сторону «мухомор» достала из сумки красивую блестящую коробочку.