Земля мечты. Последний сребреник

Хелен закрыла книгу, потом повернулась и уставилась в окно.

– Виола Лэнгли, – сказала она и показала на книгу, словно приглашая их проверить.

* * *

Улицы были погружены в темноту, сырость и тишину. Тучи неслись по бездонному небу. Луна в двух днях от полнолуния проглядывала время от времени сквозь тучи, словно глаз, изготовленный из бивня мамонта. Лунные тени плясали и скакали на ветру, как гоблины, они растягивали стороны домов, взмахивали руками над своими головами, потом исчезали, превращались в ничто, когда тучи скрывали луну и улицы снова погружались в темноту.

Ланц шел по улице в темноте, опасаясь как теней, так и света. В путанице волокон дерева в частоколе кедровой ограды виделись лица, ухмыляющиеся и исчезающие в вихрящихся, освещенных луной тучах. Уханье совы, заблудившейся где-то среди веток потерявшего листву дуба, преследовало его от открытой пешеходной дорожки, уходящей от Главной улицы, до узкого петляющего проулка. В дождливо-темной пустоте дуба было что-то тайное, что-то наступающее. То же самое поджидало его и в проулке. Он увидеть его не мог, но не сомневался, что уж оно-то его прекрасно может видеть.

В то самое мгновение, когда туча погрузила проулок в темноту, он увидел наклонные очертания черного пугала на фоне выбеленной стены пристройки, ветер раскачивал туда-сюда набитые соломой руки пугала, словно они были на шарнирах. Он услышал это шуршание, остановился и замер, выжидая, думая, что слышит хлопки крыльев каких-то летучих существ в ночи. Неожиданно он почувствовал, что его окружают наступающие тени, эльфы и домовые, и скользящий, чувственный ветер. Проулок изгибался так резко, что дальше десяти или пятнадцати футов он не видел, но чувствовал – что-то там прячется в грязи и выброшенной мебели. Он развернулся и побежал, ветер дул ему в спину.

Краем глаза он увидел, как на резком порыве ветра пляшет пугало, раскачивается и машет руками, тянет швабру, которая удерживает его в земле поросшего сорняками сада. Шапку с него сдуло, она, словно летающая тарелка, прилетела на крышу сарая, потом скользнула по дранке и с треском ударилась о штакетины низкого забора. Ланц побежал назад к Главной улице, слыша за спиной ксилофонное позвякивание шапки, шуршание соломы, крики совы и треск ветра – все это проходило по извилинам его мозга, как музыка оркестра гоблинов.

Его дом в лесу соскользнул по склону холма. Семь дней дождей превратили землю в жижу, и его развалюху снесло к морю, он и оглянуться не успел. Его набивные зверушки исчезли вместе с домом, они громко кричали, жалобно плакали, визжали, их глаза потемнели от страха и удивления. Ланц думал спасти их, но густая грязь, непрекращающийся дождь и темень помешали ему.

Может быть, от них что-нибудь еще останется к рассвету. Они вполне могли просто остановиться где-нибудь на высшей точке отвесного берега и ждать хозяина там, близ приготовляемого луна-парка. А могли и не остановиться. Через два или три дня их принесет в приливную зону залива Сан-Франциско, словно утонувший зоопарк. Их найдут люди с закатанными брючинами, отлавливающие при низком приливе двустворчатых моллюсков среди стеклянных глазок и тряпичной набивки, водорослевых улиток и литторин.

Ланц мог это видеть. Он мог закрыть глаза и увидеть, словно оно было нарисовано на полотне размером со стену сарая. Но думать об этом он не мог, не мог он шаг за шагом проследить их странную одиссею: вот их смыло вниз, вот они замерли на крошащейся кромке берега, вот на них накатывает взбаламученная морская пена прибойной волны, а потом уносит с собой в потоке, опутав водорослями и всяким мусором. Он мог вообразить только какие-то обрывки случившегося – оно мелькало в вечерних коридорах его воображения, как фрагменты ландшафта, видимые в подзорную трубу, если смотреть не с того конца.

Он закрыл глаза и увидел их, все они передвигались быстро в темноте океанического желоба, уносимые на юг глубоководным потоком. Он видел страуса и голову лося, бездомную собаку и разевающую рот рыбу, и ряды ровных зубов внутри рта, напоминающие нарезанные фортепьянные струны, была там и обезьяна с шерстью клочьями, и лист фанеры, в который ввинчено шестнадцать шурупов, и все ровными рядами, а шурупами прикручены морские раковины, и погонофоры, и коралловые черти, которые махали и кланялись в подвижных приливах.

Он вдруг очутился перед таверной Макуилта. Его каким-то образом принесло туда, выбросило на берег. Ночь, казалось, вела его, словно припасла для него некий пункт назначения, о котором он даже не догадывался. Он посмотрел на чердачное окно, воображая, что может вернуться назад во времени, и на мгновение и вправду смог. Он услышал пронзительный щебет двух дюжин крохотных птиц, почувствовал плесневелый запах их нечищеных клеток, запах птичьего корма и мешков из холстины, запах нарезанного картофеля, лука и бекона, приготовляемых на плите.