– Нет, Собески. Мы уже сделали анализы. В твоей «мастерской» выявлено как минимум шесть различных образцов ДНК. Кровь шести женщин, которых ты убил.
На этот раз Соб-Елдоба проняло. Его глаза вылезли из орбит, а зрачки расплылись, как две кляксы на промокашке.
– Блефуешь!
Корсо помахал пачкой документов:
– Первые данные от экспертов. Твои отпечатки повсюду, как и отпечатки Софи и Элен. Мы уже идентифицировали их кровь и проводим поиск по другим исчезнувшим за последние годы. На твоем месте я бы вызвал адвоката.
Собески уставился на протоколы на столе. Похоже, он не понимал.
– Скажу тебе, что я думаю, – продолжил Корсо. – Человека не переделаешь, и, с тех пор как ты вышел из тюрьмы, ты убиваешь женщин. Потом разделываешь их в своей мастерской и сжигаешь в печи, на манер Ландрю[66]
. У нас есть их кровь, Собески, и рано или поздно мы установим их личности.По-прежнему никакой реакции. Лицо художника было совершенно непроницаемым. Его тело застывало на глазах, как будто кровь в нем сворачивалась быстрее, чем в ранах. Корсо вспомнились найденные в иракской пустыне скульптуры демонов, изъеденные солнцем и песком. Духов зла, вариант в камне.
– А сейчас, поди знай почему, ты сменил образ действий. Тебе захотелось, чтобы весь мир любовался твоими произведениями. Ты убил этих двух бедных девушек и превратил их в картины Гойи. Ты нас провоцировал, ты с нами играл, и, как мне кажется, в конечном счете именно это тебя больше всего возбуждает. Но надо уметь проигрывать – а ты проиграл.
Собески так низко опустил голову, что его плечи, казалось, сомкнулись над ней, что придало ему сходство со скелетом, скрючившимся в глубине своего склепа.
– Отправляйте это дерьмо в тюрьму, – бросил Корсо коллегам. Затем он снова обратился к подозреваемому, который словно уменьшался на глазах: – Завтра – судья, а потом сразу Флёри. Конец тебе, Собески, больше ты света никогда не увидишь.
В этот момент произошло нечто, чего Корсо меньше всего ожидал: Собески выгнулся на стуле и издал самый душераздирающий крик, какой только можно себе представить. Настоящий вой, в котором звучал самый глубинный ужас и смертная тоска.
Корсо подумал – и эта мысль его ошеломила – о крике ребенка, которого отрывают от матери.
Назавтра, в пятницу, 8 июля, художник предстал перед судьей Мишелем Тюрежем, который вменил ему обвинение в преднамеренном убийстве Софи Серей и Элен Демора. Убийство Марко Гварньери представляло предмет отдельного расследования, которое вели англичане. Но можно твердо рассчитывать на поддержку судебных органов в объединении всех трех дел и использовать факт убийства дилера против Собески.
Составление окончательных документов дела, вычитывание всех показаний, уточнение последних фактов, составление списка лиц, фигурирующих в качестве свидетелей, и так далее – до конца июля Корсо и его группа света белого не видели. Им не удалось ни установить личности других жертв художника, ни найти новые обвинительные доказательства против Собески, но хватало и того, что уже имелось: Соб-Елдоб заплатит за убийство Софи и Элен.
После 10 июля Бомпар разродилась триумфальной пресс-конференцией, мимоходом поздравив майора Корсо и его группу с «блистательно проведенным расследованием». Борнек, разумеется, злился, но когда-нибудь пробьет и его час. Уже поговаривали, что для Корсо это прекрасный случай получить солидное повышение: дивизионного комиссара, главы службы, префекта…
Корсо никогда не думал о таком продвижении по службе, но был бы совсем не против и более высокой зарплаты, и более стабильной работы – ради Тедди.
Зато Людо, как предполагалось, подал в отставку «по личным обстоятельствам». Он исчез, не сказав ни слова и не попрощавшись. «Еще один, у кого блестящее будущее осталось в прошлом», – поставила точку Бомпар.
С середины июля к Корсо вернулась его навязчивая идея – получить опеку над сыном. Арест Собески – конец «палача „Сквонка“» – значительно улучшил его репутацию, что позволит ему перейти на более подходящую работу. Какие прекрасные новости, что и подтвердила его адвокат.
Однако у Корсо удачнее получалось ловить убийц, чем заводить друзей. На круг ему удалось добыть всего пять свидетельств, характеризующих его как «лучшего из отцов» (коллеги по работе, хозяин кафе на первом этаже его дома). Чтобы украсить свое досье, Стефан распечатал фотографии, дающие представление о том, как они проводят время с Тедди (парки, ярмарки, уроки фортепиано, Диснейленд…), сделал копии банковских выписок, подчеркнув расходы, связанные с образованием сына, и так далее. Таким образом ему удалось дополнить свое дело еще тридцатью составляющими, и в качестве бонуса – самые хвалебные газетные статьи, посвященные делу «Сквонка»; как сказала его адвокат, «невозможно отказать герою».
На самом деле вся эта бумажная волокита внушала ему отвращение. Необходимость доказывать, что он хороший отец, напомнила ему обо всех невиновных, которых он встретил за время своей карьеры и которым приходилось из кожи вон лезть, чтобы убедить… что они ничего не сделали.