Земля мертвых

В середине сентября Корсо вызвал судья Тюреж. Судьи часто обращаются за уточнениями к полицейским, непосредственно работавшим над расследованием, но Тюреж пригласил его в парижскую пивную.

Корсо не любил подобные заведения – большие залы под старину, провонявшие тушеной капустой и гудящие, как крытый рынок. Но это заведение стоило того, чтобы на него глянуть: мозаичная плитка на полу, банкетки, обтянутые молескином, медные поручни, светильники в форме тюльпанов, витражи в стиле Альфонса Мухи. Кабинеты были изолированы друг от друга панелями из дымчатого стекла, что создавало впечатление, будто находишься в купе Восточного экспресса.

Тюреж заказал огромное блюдо морепродуктов, которое разделило их, словно мандала из раковин. Устрицы, морские петушки, атлантические крабы, трубачи, лангустины… Если учесть, что к этому изысканному букету прилагались майонез, соус с луком-шалотом, мисочка для ополаскивания рук, ржаной хлеб, шпильки для извлечения литорин… Корсо чувствовал себя лишним.

Он держался настороже. Следственные документы имели множество огрехов, и, несмотря на все их с Кришной усилия навести на материалы глянец законности, коп опасался, как бы судейский чиновник не прицепился к той или иной процессуальной оплошности. Привыкшие к переговорам на полутонах в собственных кабинетах и услугам экспертов по использованию эзопова языка, судьи остаются теоретиками. Ничего общего с практической работой, которая ежедневно сваливается на копов вроде Корсо.

Причем Тюреж славился полным отсутствием гибкости и маниакальной строгостью. Настоящий фанат крючкотворства. Невысокий человечек в тесном костюме и с встревоженным видом. Очень смуглый, с угольными бровями и впалыми щеками, он был похож на Шарля Азнавура.

Но быстро выяснилось, что судья просто хотел знать мнение Корсо о деле. Стефан расслабился. Лениво ковыряя яйца под майонезом, которые он себе заказал, Корсо вкратце описал недели расследования, стараясь сохранять нейтральный и отстраненный вид. Ни в коем случае нельзя показать, до какой степени дело Собески выбило его из колеи.

– Вы знали, что он боготворил свою мать? – прервал его судья.

– Нет.

– Она ни разу не навестила его в тюрьме, но, как только его освободили, он сразу принялся ее искать.

– И нашел?

– В приюте недалеко от Монтаржи.

Перед глазами Корсо возникла крошечная женщина с губами, изогнутыми, как резинка рогатки, безумными глазами и мозгом, изъеденным садистским бредом. На что она была похожа в семьдесят лет?

– Она была в плачевном состоянии, – проговорил Тюреж, как если бы услышал вопрос. – Измученная шизофренией и шанкрами от множества венерических болезней. Он оплачивал ей лучшие клиники, пока в тринадцатом году она не умерла. Его знакомые заверяют, что Собески каждую неделю отправлялся на кладбище в Пантене, чтобы поклониться ее могиле.

Коп слышать не желал ни о каких человеческих проявлениях Собески. Он продолжил свой рассказ, подчеркивая, сам не зная почему, сексуальное безумие персонажа – и в молодости, когда тот без счета насиловал и нападал, и в зрелом возрасте, после выхода из тюрьмы, когда художник коллекционировал любовниц и любовников.

Но Тюрежа этот аспект, похоже, не интересовал. Он со свистом втянул в себя устрицу и спросил:

– Вы полагаете, он убивал с самого освобождения?

– Без всякого сомнения. Мы нашли в его логове кровь нескольких…

– Но личности жертв так и не установлены…

Новое сслууурррппп… По всей видимости, судья любил глотать устрицы (он заказал самых жирненьких) не торопясь, как любитель куннилингуса, наслаждающийся продолжительностью процесса. Корсо от этого мутило.

– Не важно! – нетерпеливо оборвал он. – Собески – убийца. Он убивал в молодости. Он убивал в тюрьме. Он убивал после освобождения. Его репутация большого художника служила ему лучшим из прикрытий. Поднявшись по социальной лестнице, он поставил себя выше любых подозрений.

Тюреж взял шпильку и выковырял литорину.

– Я не хочу осуждать его, – сказал он, извлекая из раковины сероватый жгутик.

Корсо наклонился вперед, чтобы судье было лучше слышно. Каждое слово он произносил с твердостью молотка, вколачивающего гвозди:

– Собески отсидел семнадцать лет. Ему ни разу не смягчали наказание. Тюремная администрация всегда считала его крайне опасным – для других заключенных и тем более для внешнего мира. В тюрьме он взял на себя роль поборника справедливости, миловал одних и убивал других, тех, кто ему не нравился. Он трахал все, что шевелится, да еще приобщал других сидельцев к извращенным радостям игрищ с веревкой. Собески – настоящий подонок, токсичный продукт, яд для нашего общества, человек, которого надо убить!

Тюреж улыбался, и был прав: если Корсо не хотел сойти за фанатика, то явно просчитался. Он догадывался, как выглядит в свете шарообразных светильников. Господи, сказал он себе, зачем я только пришел! Или надо было взять с собой Барби. Она сумела бы удержать его и не дать сорваться в откровенную ругань.

– Что вы думаете о его официальной… реабилитации?