Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка(Повести)

— Почему же! Поручили строительно-монтажное управление в Опалихе. При желании мог бы остаться. Но в деревне сейчас больше кадры нужны. Вот в чем штука! Решил поехать в свою родную деревню.

Большие, крепко сжатые кулаки отца тяжело легли на скатерть. Они словно подкрепляли своим весом сказанное и несказанное.

— Поставить на ноги наши деревни надо, дядя! Хватит им на задворках торчать.

— Добро! Однако как же ты, Матвей, хозяйствовать будешь? Сам в колхозе жить собираешься, а семья — в Опалихе?

— Да ты меня в шкурничестве подозреваешь! — рассмеялся отец. — Я в колхозе всего четвертый месяц. Не до семьи было. Да и Колька вот школу кончал… Ты лучше расскажи, дядя, как у вас дела. Лес свалили?

— Свалили. Бригадир из-за этого весеннюю путину пропустил. Сам знаешь, какие у нас возможности. Три коня да три десятка работников. Горы передвигать покуда не в состоянии.

Дед, легонько барабаня пальцами по столу, что-то вспомнил и вдруг просиял:

— Ты вот что, Матвей… Дай-ка я возьму Николашу на лето в Бобылиху. Небось не забыл уговор с Авдотьей? Когда уезжал к вам, Христом-богом молила: привези!

— Что вы, Филимон Митрофанович! Ему не под силу такая дорога. Он ростом большой, а на самом деле ребенок…

Мать, худенькая и болезненная женщина, вечно дрожала над Колькой. Уйдет Колька с приятелями на реку — беспокоится. Нет его дома сверх положенного — у нее уже черные мысли. Она старалась все сделать за Кольку, вплоть до чистки его ботинок, лишь бы у него оставалось больше времени на игру и на отдых. Из-за этого родители нередко ссорились. Отец держал сына строго. Когда бывал дома, мальчику приходилось и мыть посуду, и бегать в магазин, чего младший Нестеров вовсе не любил.

Но сейчас испуганный вид матери, ее заботливость только раздражали и злили. «Ребенок»! До каких же пор оставаться ребенком? Мать никак не может взять в толк, что ему тринадцать лет.

— Зря вы эдак, матушка Полина Николаевна, — сказал дедушка Филимон. — Нестеровы народ таежный. Наши деды первыми в этих местах тайгу корчевали. Сызмала привычка к ней нужна. И разве к чужим отпускаете!

Впрочем, Кольку пока что никто никуда не отпускал. Отец ничего не имел против, но, вопросительно глянув на мать, спор затевать не стал, а, наоборот, перевел разговор на другое:

— Ты думаешь, дядя, она трудностей боится? С шести лет младших братишек и сестренок нянчила, девчонкой на завод пошла. Она у меня молодчина! Сейчас в школу учительствовать возвращается. Поэтому поводу и в город ездили.

Какой мать была давным-давно, Колька не видел. Но когда отец сообщил, что едут в колхоз, она долго дулась и даже плакала. И мысль о возвращении на работу ей подал отец. Да и сюда, в далекий сибирский поселок Опалиху, мать тоже поехала с трудом. Всегдашним доводом у нее было: «Да, хочу жить хорошо. Я человек обыкновенный. На самоотверженные поступки не гожусь. Почему непременно мы должны вечно жертвовать собой?»

Отец обычно сердился, упрекал ее в мещанстве и, как правило, перетягивал на свое. Но сегодня он, видно, не хотел вступать в спор. Встретив сильное сопротивление, отступил и дедушка Филимон. О Кольке так-таки ничего и не решили. Зато на следующий день, оставшись наедине с матерью, он сам решил себе помочь.

— Всегда так получается. Ты словно не родная, — заныл Колька. — Папа в мои годы…

— Тогда было другое время. Отец рос в других условиях. А ты ни к чему не приспособлен, — сухо отрезала мать.

— Мамочка, дорогая, приспособлюсь! Видишь, я какой. — Колька прислонил свой лоб ко лбу матери и крепко ее обнял — к ней у него имелся свой подход.

Мать пасовала перед ласковыми упрашиваниями, а у Кольки, рослого и неуклюжего, они к тому же выходили смешными.

— Рост ни о чем не говорит! — не сдавалась она.

Но Колька уже чувствовал, что упорство ее размягчается.

— Ну, мамусенька! — Колька придал глазам тоскливое выражение и тут же заметил: мать колеблется.

Вот оно, счастье победы! Еще натиск, еще один!

— Что мне делать с вами, Нестеровы? — вздохнула она и сама пошла к отцу договариваться о Колькином отъезде.

Колька торжествовал. Немедленно отправился разыскивать Славку Патрушева. Насвистывая, шагал по цементным плитам новых тротуаров. Улыбался подъемным кранам, тянувшим длинные шеи из-за временных заборчиков. Опалиха строилась, превращалась из поселка в город. Росли трехэтажные дома. Гидролизный и лесопильный заводы расширялись. А, говорят, лет пятнадцать назад здесь была глухая тайга и маленький поселок лесорубов.

Недавно Кольке казалось в диковинку, что из древесины можно получать спирт, дрожжи, глюкозу, душистое масло и многое другое.

С сыном главного инженера гидролизного завода Славкой Патрушевым он не раз побывал в цехах, видел, как отходы лесопильного производства — опилки, щепа — по транспортерам двигались в варочные котлы, видел, как в огромных чанах крутится и клокочет коричневая барда… Сейчас Колька мог наизусть перечислить главные аппараты, гидролизного завода, как мог перечислить строительную технику Опалихи, которой около года ведал его отец.