— Все было не так уж просто, — сказал он. — Я не хотел умирать за дело, в которое я не верил. Я не хотел убивать людей, которые, вполне вероятно, так же, как и я, пошли воевать, не желая того, но оказались на другой стороне. Но если король готов к миру, тогда я могу служить ему с чистой совестью. И мне не нравится думать о том, что он в Оксфорде один, без королевы, а принц сбежал на Джерси и с королем никого не осталось.
— Да с ним там целая толпа, — сказала Эстер. — Напиваются до бесчувствия каждый вечер и позорят Оксфорд своим поведением. И он в самой гуще всей этой компании. А если он увидит тебя, то всего лишь вспомнит, кто ты такой, и спросит, где ты пропадал. Если бы ты был нужен ему, он бы давно уже прислал за тобой.
— А от него ничего не было слышно?
Она покачала головой.
— Ничего, с того самого времени, когда потребовали, чтобы мы помогли собрать ополчение, — сказала она. — Да и тогда они хотели, чтобы мы рисковали жизнью, когда дело было уже проиграно. Ты ничего не можешь сделать для короля, разве что убедить его, чтобы он помирился со своим народом. Это ты можешь сделать?
— Нет.
Как только новые сапоги Джона были готовы, он тут же натянул их, надел свой лучший костюм и объявил о намерении нанести официальный визит своей дочери в ее новом доме. Эстер и Джонни, тоже одетые в самое лучшее, отправились с ним в лодке вниз по реке.
— Он будет сердиться? — спросил Джонни под шум весел, плещущих по воде.
— Нет, — ответила Эстер. — Как только он увидит ее, она тут же, как всегда, его очарует.
Джонни фыркнул от смеха.
— Ну что, проплывем под мостом? — спросил он.
Эстер колебалась. Перевозчики обычно высаживали боязливых пассажиров у западной оконечности Тауэрского моста, те шли поверху, а потом снова усаживались в лодку на другой стороне. Течение вокруг опор моста было жутко быстрым, и, когда река была полноводной, а прилив стоял на самой высокой точке, лодки, бывало, переворачивались, и пассажиры тонули.
Это было особой страстью Джонни — промчаться по стремнине. Обычно Эстер оставалась в лодке, судорожно цепляясь за борта побелевшими костяшками пальцев, с улыбкой, надежно закрепленной на лице.
— Что такое? — переспросил Джон и повернулся.
— Проплывем под мостом, — ответил Джонни. — Мама мне разрешает.
Джон с удивлением посмотрел на жену.
— Не может быть, чтобы тебе это нравилось, — утвердительно сказал он.
Один только взгляд на ее лицо сказал ему, что она была в ужасе.
— Да нет, я не возражаю, — сказала она. — Джонни просто в восторге.
Джон коротко и отрывисто рассмеялся.
— Тогда Джонни пусть и плывет, — твердо сказал он. — А мы с тобой выйдем у Сван-Стэирс,[26]
как добрые христиане, и Джонни встретит нас на другой стороне.— Но я хочу, чтобы мама тоже поплыла со мной! — запротестовал Джонни.
— Можешь и дальше хотеть, — твердо сказал Джон. — Но теперь я дома и не собираюсь позволить тебе утопить мою жену только для того, чтобы составить тебе компанию. Так что, мой мальчик, под мостом можешь плыть один, без нее.
Перевозчик высадил их на берег у лестницы. Джон взял Эстер под локоть, когда они взбирались наверх. Там они повернулись, чтобы помахать Джонни. Мальчик сидел на носу лодки, чтобы получить полное удовольствие от опасной прогулки.
— Посмотри на его лицо! — с любовью воскликнула Эстер.
— Ты ему во всем потакаешь, — проворчал Джон.
Она ответила не сразу. Джон был отцом и хозяином в доме. Передать ему всю власть было для нее тяжело, так же тяжело, как и для него вернуть эту власть себе.
— Он — всего лишь мальчик, — сказала она. — Ему и тринадцати нет.
— Если бы он жил в Виргинии… — начал было Джон, но осекся.
— Конечно, — мягко сказала она. — Но он там не живет. Он — хороший мальчик, и все эти нелегкие годы он поддерживал меня своей отвагой и преданностью. Если бы он был сыном плантатора и жил в диких лесах, тогда, осмелюсь думать, он был бы совершенно другим мальчиком. Но он такой, какой есть. Он — мальчик, детство которого выпало на военные годы, он видел, как перепуганы были все взрослые вокруг него. Ты прав, что снова устанавливаешь жесткие правила поведения, но я не позволю винить его за то, что он не является кем-то, кем ему быть вовсе не обязательно.
Он повернулся и посмотрел ей в лицо, но она не опустила глаза. Она смотрела на него так решительно, будто ей было все равно, ударит он ее или отошлет с позором домой. Не в первый раз она напомнила Джону, что он женился на женщине храброй, внушающей уважение. И, несмотря на свой гнев, он все-таки помнил, что она яростно защищает его сына, с такой же яростью, с какой защищала сад и редкости.
— Ты права, — сказал он с улыбкой, которую она так любила. — Я снова встану во главе дома, но тираном я не собираюсь становиться.
Она кивнула, услышав эти слова, и когда они, не торопясь, пошли на другую сторону моста, туда, где уже ждала лодка, Эстер просунула руку ему под локоть, и Джон оставил ее там.