Земля надежды

— Им настолько интересно, что они вышвырнули шута Арчи только за то, что он пошутил над архиепископом Лаудом. А Арчи был в большой милости у королевы. Им очень даже интересно, что ты думаешь. Они берут на себя заботу о том, что думают все мужчины, женщины и дети. Вот из-за чего весь сыр-бор. Из-за того, что думает каждый человек в глубине собственного сердца. Вот из-за этого каждый шотландец до единого должен подписать свой личный договор с королем и поклясться, что он будет молиться по молитвеннику архиепископа. Они только и мечтают, как бы разузнать, что думает каждый человек в их королевстве.

Она помолчала.

— И они на самом деле могут задать тебе этот вопрос, Джон. И у тебя должен быть приготовлен ответ, который сможет их удовлетворить.

— У меня есть право говорить с моим Богом так, как я этого хочу! — упрямо возразил Джон. — Мне не нужно заучивать молитвы наизусть, я не ребенок. Мне не нужен священник, который будет диктовать мне, что говорить. И уж точно мне не нужен епископ, раздувшийся от гордыни и богатства, чтобы он говорил мне, что я должен думать. Я могу разговаривать с Господом напрямую, когда кладу Его семена в землю или собираю Его фрукты с Его деревьев. Тогда Он говорит со мной напрямую. И тогда я воздаю Ему хвалу. Я, конечно, пользуюсь молитвенником — но я не верю, что это единственные слова, которые слышит Господь. И я не верю, что из всех людей Господь прислушивается только к епископам, разряженным в стихари, и я не верю, что королем Карла сделал Господь и что служить королю означает то же самое, что служить Господу. И Джейн…

Тут Джон замолчал, его вдруг осенила мысль, что не подобает говорить со своей молодой женой о постоянной и непреходящей любви к ее предшественнице.

— Продолжай, — сказала Эстер.

— Джейн никогда не сомневалась в своей вере, даже когда умирала в муках, — сказал Джон. — Она ни за что не отказалась бы от своей убежденности в том, что Господь говорил с ней простыми, ясными словами и что она сама могла говорить с Ним. Она бы умерла за эту веру, если бы пришлось. И хотя бы ради нее, если не ради чего-нибудь другого, я не откажусь от своей веры.

— А как же ее дети? — спросила Эстер. — Ты полагаешь, она хотела бы, чтобы ты умер за веру и оставил детей сиротами?

Джон замер.

— Ну, до этого не дойдет.

— Когда я была в Отлендсе всего лишь шесть месяцев тому назад, только и было разговоров о том, какая у кого вера и как далеко каждый может зайти в своей независимости. Если король настаивает на том, чтобы все шотландцы молились по новому молитвеннику, он обязан требовать того же самого и от англичан. Если он развяжет войну, чтобы заставить их подчиниться, — а поговаривают, что он может это сделать, — то трудно усомниться в том, что в Англии он сделает то же самое.

Джон покачал головой.

— Все это ерунда, — сказал он. — Много шума и переживаний из-за пустяков.

— Это не пустяки, предупреждаю тебя, — непреклонно продолжала Эстер. — Никому не известно, как далеко может зайти король, когда ему придется защищать королеву и ее веру и скрывать свое собственное постепенное соскальзывание в католицизм. Никто не знает, как далеко он может зайти, чтобы заставить всех перейти в ту же веру. Он вбил себе в голову, что единая церковь означает единую нацию и что единую нацию он может держать в кулаке и править ею, не отчитываясь ни перед кем. И если ты будешь защищать свою веру в то же самое время, когда король будет защищать свою, то неизвестно, какие неприятности ты на себя навлечешь.

Джон ненадолго задумался, потом тряхнул головой.

— Может, ты и права, — нехотя согласился он. — Ты — очень предусмотрительная и осторожная женщина, Эстер.

— Ты поставил передо мной задачу, и я ее выполню, — сказала она без малейшей улыбки. — Ты поставил передо мной задачу вырастить твоих детей и быть тебе женой. У меня нет ни малейшего желания превратиться во вдову. Я не хочу растить сирот.

— Но я не предам свою веру, — предупредил он.

— И не надо, просто не выставляй ее напоказ.

Лошадь была готова. Джон потуже затянул накидку и надел шляпу. Он замешкался, не зная, как попрощаться с этой своей новой, такой разумной женой. К его удивлению, она протянула ему руку, как это сделал бы мужчина, и пожала его ладонь, как будто была его другом.

Джон чувствовал, что откровенность этого жеста странным образом согрела его душу. Он улыбнулся ей, подвел лошадь к специальной подставке и с нее сел в седло.

— Не представляю себе, в каком состоянии сейчас там сады, — заметил он.

— Не сомневаюсь, что тебя назначат на место отца, когда ты снова появишься при дворе, — сказала Эстер. — Их промедление объясняется только тем, что тебя там давно не было. С глаз долой, из сердца вон — у них всегда так. А как только ты вернешься, они будут настаивать, чтобы ты снова начал работать.

Он кивнул.

— Надеюсь, мои распоряжения выполнялись, пока меня не было. Если оставить сад хотя бы на один сезон, он отстанет на целый год.

Эстер шагнула вперед и потрепала лошадь по шее.

— Дети будут скучать по тебе, — сказала она. — Могу я им сказать, когда ты вернешься?