Женщина смеялась, Сакаханна улыбалась, но Джон, которому было больно и страшно, смог только мрачно кивнуть.
— Но она говорит, прежде чем лечить рану, нужно выгнать болезнь с потом.
— Пропотеть?
— В… — Сакаханна не знала английского слова. — В маленьком домике. В маленьком домике.
Женщина кивнула.
— Мы пойдем туда сейчас, — сказала Сакаханна. — Тогда до захода солнца мы сможем найти траву для раны.
Женщина и Сакаханна повели его на край деревни. На самом краю поселения стояла круглая хижина, еще меньше той, в которой он был, из отверстия на крыше вился густой дым.
— Там очень жарко, — объяснила Сакаханна.
Джон кивнул. Все это выглядело просто пугающе.
Сакаханна осторожно положила руку на его грязную рубаху.
— Нужно снять одежду, — сказала она. — Всю, и пойти туда голому.
Инстинктивно руки Джона ухватились за ремень на штанах, и он тихонько взвизгнул от боли, когда грубая ткань коснулась открытой раны на ладони.
— Вот! — сказала Сакаханна, будто ее требование получило подтверждение. — Снимай одежду и иди в маленький домик.
Он нехотя стащил с себя рубаху. Старуха с интересом посмотрела на его бледную кожу, как будто он был окороком, приготовленным для копчения. Джон бросил на маленький домик быстрый испуганный взгляд.
— Сакаханна, меня убьют? — спросил он. — В таком случае я бы предпочел умереть в штанах.
Она не засмеялась над его страхами. Она покачала головой.
— Я не привела бы тебя к смерти, — просто сказала она. — Я ведь целый месяц охраняла тебя в лесах. И потом, я же сказала тебе, что люблю тебя. Ничего не изменилось.
В душе промелькнуло то же чувство шального желания, окатившее его при встрече. Джон доверился ей полностью. Он развязал тесемки и спустил штаны на землю. Высвободил ноги из сапог и сбросил вонючие носки. Он стоял обнаженным перед двумя женщинами и чувствовал, как его гениталии съеживаются под любопытным, веселым взглядом старухи и очевидным отсутствием интереса со стороны Сакаханны.
— Войди туда. — Она жестом показала на ступеньки, ведущие в темноту, наполненную дымом. — Там есть лежанка. Ложись. Тебе будет жарко, будешь потеть, как в лихорадке. Когда Муссис позовет тебя, можешь выходить. Но не раньше.
Джон сделал шаг к домику, но замешкался. Знакомая твердая маленькая ладошка Сакаханны подтолкнула его в поясницу.
— Иди, — настойчиво сказала она. — Ты все думаешь, Джон. Просто делай.
Он улыбнулся тому, насколько верными были ее слова, спустился по ступенькам в кратком приливе храбрости и рухнул в темноту головой вперед.
Хижина была заполнена едким травяным дымом, и жарко там было чрезвычайно. Он теперь понял, что хижина была вырыта в земле, как подвал, для того, чтобы сама земля служила печью и хорошо держала тепло. В самом центре хижины виднелся небольшой очаг, в котором горкой лежали алые угли, а рядом стоял кувшин с сухими листьями. В помещении была невысокая скамья, сложенная из камней, и она была такой горячей на ощупь, что Джон смог сесть на нее с большой опаской, после того, как кожа привыкла к теплу.
— Возьми травы из горшка и брось в огонь! — крикнула снаружи Сакаханна.
Джон с неохотой послушался и высыпал сухие листья в огонь. Хижина немедленно наполнилась волной черного дыма, который высосал из его легких весь воздух и оставил его задыхающимся, с шумом, судорожно хватающим воздух, пытающимся восстановить дыхание.
Дым повалил его, как беспомощное дерево, Джон растянулся на камнях и почувствовал, как от едких испарений из глаз катятся слезы. Нос болел от жары, казалось, что даже уши внутри болят от ужасной жары, нехватки воздуха и сильного запаха.
Он ощутил, что уплывает в состояние невероятных видений. Он видел Френсис с лопаткой и лейкой в саду Ламбета… он видел герцога Бекингемского, хохочущего и откидывающего темнокудрую голову… он видел Джонни, тот только что родился, такой красненький, мокренький и пронзительно вопящий… он видел Джейн, улыбающуюся ему сквозь пламя свечей в их первую брачную ночь. Он видел отца, умирающего в постели, устланной цветами, он видел розы сорта «Розамунда», которые он послал по реке в часовню отца Джейн для заупокойной службы.
Откуда-то издалека до него донесся голос, говоривший на незнакомом языке, и он открыл глаза. Дым немного рассеялся, и жара уже не казалась такой невыносимой. Кожа была розовой, как у младенца. Джон был весь мокрый от пота, кожа стала гладкой, точно у ящерицы, греющейся на солнце.
— Она говорит, можешь выходить! — услышал он английскую речь.
Но не сама команда, а звук голоса Сакаханны вырвал его из оцепенения, провел вверх по ступенькам и вывел на солнечный свет.
— Ага, — удовлетворенно сказала старая женщина при его появлении.
Она кивнула Сакаханне и набросила ему на плечи накидку из оленьей шкуры, чтобы уберечь от вечерней прохлады.
Джон оглянулся, ища свою одежду. Все исчезло, за исключением сапог. Сакаханна стояла посреди небольшой группки женщин, и все они с жизнерадостным любопытством смотрели на его наготу.