Теперь мы несколько лучше понимаем суть заботы о «территориальной целостности». Она состоит совсем не в охранении каждого сантиметра российской земли. Российское начальство всегда смотрело на территорию без особенного трепета. Это всего лишь земля, на которую наша власть смотрит не просто как на ресурс, а как на ресурс не слишком ценный. Мало где к своей земле относились с таким демонстративным пренебрежением, как в России.
Это и неудивительно. Россия расширялась не столько благодаря усилиям центральной власти, сколько вопреки им. Люди бежали от угнетающей власти, а та их догоняла, тем самым расширяя пределы отечества. Расширяя без охоты, по необходимости.
Известно, что первым деянием, положившим начало расширению России до её нынешних пределов, было завоевание Сибири. Однако инициатива исходила не от московского правительства. Причиной завоевания было то, что сибирский хан Кучум задел интересы купцов Строгановых, которые снарядили экспедицию Ермака Тимофеевича. Московская власть была буквально втянута в сибирскую авантюру – когда уже стало очевидным, что русские в Сибирь пойдут, под рукой московского царя или без неё. Страх перед созданием Сибирской Руси заставил московских царей войти в дело. «Не можешь воспрепятствовать – возглавь». Впрочем, каково было истинное отношение государства к новым землям, было наглядно продемонстрировано Петром Первым. В 1721 году в Петербурге был повешен первый губернатор Сибири, князь Матвей Гагарин. Официальное обвинение было – коррупция и непотизм. В петровском царстве такое обвинение воспринималось в массах с пониманием. Однако истинная причина была другой: князя подозревали в попытке «отложиться», создать независимое русское государство. Скорее всего, обвинение было ложным, а признание выпытанным (князя перед казнью долго истязали) – просто московская власть очень боялась подобного развития событий… То же самое, но с усилением, можно сказать об освоении Дальнего Востока русскими «землепроходцами».
Что ж касается завоевательных планов самого государства, то они были направлены на совершенно другие земли – прежде всего западные и южные: Польша, Прибалтика, Украина. Более того, чем менее «русской» была земля, тем привлекательнее она казалась. Бесконечная возня с Польшей, Прибалтикой и Финляндией тому подтверждение.
В настоящее время Россия полностью все эти территории, за обладание которыми было пролито столько крови и заплачено столько золота, утратила. Причём на этих территориях не возникло русских государств, как возникли «британские» государства в Америке, Австралии и Новой Зеландии. Эти территории не пополнили собой русский мир, а стали оплотом мира антирусского.
Нет, мы не хотели бы демонизировать российскую власть in toto. Но мы можем с основанием говорить о том, что власть в России всегда осознавала свою отчуждённость от русского народа, и всегда понимала, что любая другая власть была бы более популярна. «Русским ты мил не будешь» – знал за собой любой владыка земли Русской – «разве только насильно».
Конечно, острота этого самоощущения была разной. Иногда она ослабевала. Особенно он ослабел в конце XIX века, когда российское государство, казалось бы, вышло на путь устойчивого развития, и к тому же изрядно обрусела. В шестидесятых годах позапрошлого века она даже замахнулась на некое подобие колониального проекта – на Желтороссию, то есть присоединение Кореи и северного Китая. Проект был свёрнут после известной записки графа Витте, заканчивавшейся словами: «Я с трудом представляю себе появление в Российской Империи трёхсот миллионов новых подданных, имеющих иной язык и вероисповедание. Но дело даже не в этом. Присоединение Китая к России со временем неизбежно будет означать присоединение России к Китаю». Для сравнения: англичанам и в голову не пришло бы, что присоединение Индии к Великобритании «со временем» означает присоединение Великобритании к Индии. Однако quod licet Iovi, non licet bovi: что британской короне здорово, то российской администрации смерть. Так или иначе, проект был свёрнут, что оказалось и к лучшему, поскольку высвободившиеся средства были вложены в освоение Приморья, в частности – в строительство Владивостока… Но это был конец девятнадцатого века, «время великих русских надежд». В двадцатом случилось то, что случилось. Советская власть была антирусской по определению, и, соответственно, отчётливо понимала, что держаться она может только за счёт безальтернативности: русские не должны даже и видеть иного мира, кроме советской сермяги.
А что представляет из себя наш нынешний россиянский патриотизм?
Чтобы это понять, достаточно послушать любого нашего патриота – из тех, кто особенно озабочен «территориальной целостностью» России. Я мог бы приводить соответствующие высказывания страницами, но пощажу терпение читателя и ограничусь всего лишь одним-единственным примером: патриотическими выступлениями известного телеведущего Максима Шевченко, который отличается в этом отношении особой приверженностью делу защиты территориальной целостности России.