Коровы для тех племён, это основа существования. Детей выкармливают коровьим молоком, так как у женщин молочные железы обычно недостаточно развиты для этого. Мяса едят мало, коров специально на мясо не забивают. Зато распространён скотоводческий «коктейль», животному надрезают вену на шее и сливают какое-то количество крови в бурдюк с молоком, получая напиток, который с удовольствием пьют, рану же животному обрабатывают, прекращая кровотечение.
Модники племени подставляют голову под струю мочащегося животного, отчего их волосы приобретают жёлтый цвет. Вобщем, корова для них всё.
Неведомыми дорогами судьбы родители нашей героини перебрались в здешнюю Дагомею, где она и родилась. А несколько позже, ещё в очень юном возрасте, маленькая девочка была захвачена в рабство одним из мусульманских рейдов. И оказалась в захваченном сегодня нами поселении, задолго до покупки его саудовским принцем. Тут и выросла. Непонятно только, до какого возраста. Тридцати ещё вроде нет. Но явно больше десяти.
И эксплуатировали её хозяева в основном в качестве пастуха. Почти прям как на исторической родине в Африке. Утром она вместе с другими пастухами выгоняла скот из городских загонов, вечером загоняла обратно. Гоняла по пастбищам, на водопои. Чему и способствовала её восточноафриканская генетика, из-за которой таких, как она, понимающие в этом хозяева и отбирают в пастухи.
Здесь занятие это весьма опасное, поэтому заниматься им заставляют рабов. И такие рабы вынужденно включены в здешнюю общину так, что даже не всегда считаются рабами. Они, скорее, кажутся отбывающими некую воинскую общественную повинность. В том числе и потому, что им приходится доверять оружие.
Гонять стада приходится по обширным площадям, часто попадаются заросли, «зелёнка» возле водопоев, множество рытвин и бугров, скрывающих самые разнообразные типы хищников. При приближении к кустам один из пастухов начинает кидать туда палки и камни, а второй ждёт с оружием наизготовку, выскочит оттуда рассерженный зверь или нет. Бывает, что и не выскакивает, хотя и сидит в засаде. И нападает лишь на приблизившегося позже, будь то коза из стада или сам пастух. Оттого и смертность среди пастухов весьма велика, неизвестны случаи провёдших так всю жизнь и доживших до старости.
Гонять стада приходится, естественно, со способным остановить серьёзных хищников оружием. А оно, понятное дело, тяжёлое. Оттого и ноги у Валиды стали более развиты, чем у просто бегуна. Так-как преодолевать обширные пространства бегом ей приходилось со старым тяжёлым американским пулемётом под винтовочный патрон 30–06. Ибо более лёгким оружием не всякого зверя тут остановишь.
Судьба сберегла жизнь Валиды в жестоких походах, когда рядом часто гибли пастухи-товарищи. Хотя, пожалуй, не столько судьба, случай, сколько дикарская ловкость и мощь «прокачанных» ног, позволявших выскакивать в сторону прямо из уже схвативших, казалось бы, когтистых лап (её, собственно, потому и стали звать пастухи «Валида», что означает «сверкание молнии» по арабски, оттого, что зигзагообразные прыжки перед пастями хищников сочетались с мерцанием пулемётных очередей).
Жизнь сохранилась, но телу иной раз доставалось сильно. Прошитый очередью издыхающий саблезуб сбил её с ног и вонзил свои ужасные клыки в бок, ломая рёбра, но ему уже не хватило жизненных сил напрячь мощные мышцы туловища, которыми они разрывают добычу. Рёбра срослись, кошмарные шрамы остались.
В другой раз она стреляла из пулемёта по пикирующему из поднебесья на овец отары ящеру-стервятнику. Увлечённая этим занятием, слишком поздно заметила напавшего сзади варана. Всё-таки обнаружив опасность в последний момент, скаканула в сторону с линии атаки, избегнув громко щёлкнувшего чемодана вараньей пасти. Но хлёст приспособленного для таких ситуаций длиннющего хвоста рассёк ей ноги и ударил оземь, после чего развернувшаяся ящерица стала сгребать её с земли, жуя плечо своими многочисленными мелкими зубами. Извернувшись под вражьей чешуйчатой лапой, удалось упереть дуло в бурую морщинистую тушу и засадить очередь, пока не стопорнула перекошенная лента, что, впрочем, варана уже не спасло. С него сняли ценную в хозяйстве кожу и, навьючив её на скот, отвезли в крепость.