Земля неведомая

— Нет. Я не могу оправдывать ничьи убийства — ни свои, ни тех, кого я сама убиваю. Потому что вы правы: отнятие жизни противно Господу. Но я слышала ещё у себя дома такие слова: допустить зло — всё равно, что творить его самому. Вот я и живу по этому принципу, зная, что меня ждёт в итоге. Но иначе не могу. Просто не могу. Вы видели старика, которому сожгли ноги, чтобы узнать, где он спрятал своё имущество? Вы видели девчонку четырнадцати лет, изнасилованную полусотней выродков? Вы видели разрубленного пополам мальчишку, вся вина которого заключалась в том, что он пытался защитить мать или сестру? Если видели хоть раз, то вы должны понять, почему я убиваю.

— Здесь дилемма, — задумчиво произнёс священник. — Сложно сразу сказать, кто из нас насколько прав. Ведь мир в самом деле беспримерно жесток. Но и я вижу некую надежду. Ведь от бессовестных убийц подобные вам мстители отличаются как раз тем, что в их душах горит огонь великой любви к людям.

— Слишком сильно сказано, отец Пабло. Это точно не про меня.

— То-то и оно, что про вас, сеньора. Не будь в вас этого огня, вам было бы всё равно, какое зло творится вокруг. Лишь бы оно не касалось вас лично. И, глядя на истерзанных несчастных, вы бы не загорались иным огнём — гневом, желанием отомстить за их боль. Восстановить справедливость хотя бы таким жестоким способом… Знаете, а ведь вся разница между сеньором Морганом и вами именно в том, что в вас есть эта любовь к людям. В нём её не было и в помине. Во всём прочем вы удивительно схожи.

— Вы знали Моргана?

— Я был в Маракайбо.

— Тогда позвольте восхититься вашей верой, отец Пабло. Только святому дано сохранить столько милосердия в душе после того, что вам пришлось там увидеть.

— Не присваивайте мне столь высокого звания, сеньора, — улыбнулся старик. — Моё терпение и моя вера — результат прожитых лет. И вы, если на то будет воля Божья, в моём возрасте будете рассуждать так же. Хотя… Вы — воин. Вы будете сражаться, пока не упадёте замертво. Но время воинов рано или поздно пройдёт, и тогда…

— И тогда настанет ваше время. А я и будучи в аду порадуюсь этому, — Галка как бы подвела черту под разговором. — Главное, чтобы не настало время подлецов.

— Я не могу ни благословить вас, ни осудить, — ответил отец Пабло. — У нас с вами попросту разные задачи. И всё же не теряйте вашей веры, что бы ни случилось. Вы понимаете, о чём я говорю.

Тяжёлая красивая дверь едва слышно скрипнула, в проёме ослепительно — в полумраке собора — сверкнуло выбеленное солнцем тропическое небо. Парочка испанцев, мужчина и женщина, одетые как люди среднего достатка. Пришли помолиться в тишине.

— Не буду мешать, — тонко улыбнулась Галка. — К тому же, у меня есть ещё пара дел до вечера.

— Удачи вам во всех ваших делах, — ответ старого священника был двусмысленным. Впрочем, при посторонних он и не мог выразиться иначе.

Испанцы холодно, без особой приязни, кивнули пиратской адмиральше. Та кивнула в ответ и преспокойно вышла — в этот океан света, затопивший старейший в Мэйне европейский город.

Странно. Она не чувствовала себя здесь чужой.

3

Возвращение господина д'Ожерона на фоне событий в Сен-Доменге прошло как-то даже незаметно. Оно совпало с грандиознейшим скандалом, устроенным этой чёртовой пираткой. Нет, чтобы уладить вопрос миром. В конце концов, деньги есть деньги, и если бы она согласилась тихонько положить в карман десять тысяч ливров, то представители Вест-Индской компании, предложившие взятку, вернули бы эти деньги сторицей в течение месяца. Но нет! Обязательно надо было вызывать своих головорезов, орать, грозиться повыгонять из города представителей компании… Что и говорить: московиты — сущие варвары… Д'Ожерону доложили об этом, само собой, едва он оказался на пирсе. Но, вместо положенного ему по рангу возмущения, реакцией на доклад представителя компании стала саркастическая усмешка.

— Вы ещё не знаете, с чем я прибыл из метрополии, сударь, — месье Бертран сходу озадачил обеспокоенного клерка. — В контору компании я, разумеется, наведаюсь, но лишь после того, как выслушаю доклад мадам.

— Но, господин губернатор…

— Я привёз много интересного, — загадочно проговорил д'Ожерон. — Так и передайте. Ступайте, сударь. Вечером я переговорю с господином директором.

Расстроенный клерк ушёл, а господин д'Ожерон в сопровождении двух офицеров — невозмутимого Кадоля и ухмыляющегося Влада — степенным шагом направился в Алькасар де Колон.