В седьмом классе Натаха Сырцова, издерганная бесконечными родительскими ссорами, забилась в истерике прямо на уроке. Николай Иванович, проведя несколько раз ладонью перед ее лицом, мгновенно успокоил ее, и она проспала до самого звонка. После этого повеселела и перестала обращать внимание на грызню предков.
Каждая такая маленькая демонстрация вызывала тихую бурю восторга, и класс долго не мог успокоиться. Слухи дошли до учительской и Николай Иванович заработал у коллег презрительную кличку “фокусник”. Директриса Аркадия Павловна стала косо посматривать в сторону математика. Впрочем, она была человеком с огромным административным опытом и не спешила с приговором, ибо тот всегда был окончательным.
В пустой рекреации на третьем этаже гулко перекатывалось эхо. В окна бил сильный и нежный свет от недавно выпавшего снега. В этом свете Николай Иванович был виден ярко и празднично, очень отчетливо – до последней веснушки.
Он стал благожелательным и уверенным в себе. Это до такой степени не шло ему, что у Витьки где-то внутри отчетливо скреб по стеклу здоровенный ножик. Такое с ним постоянно случалось при виде какой-нибудь фальши.
Сейчас он мрачно выговаривал учителю:
– Николай Иванович, что это вы вытворяете? Ладно дуру Натаху вылечить – сам Бог велел. Но зачем вы биологичке вместо пирожка розу подсунули – она два часа в себя прийти не могла. Упекут вас в психушку, верьте моему слову. Эх! – Витька огорченно махнул рукой.
Николай Иванович рассеянно покивал:
– Витенька, да все я знаю. Но что я могу поделать – оно лезет из меня.
***
В знании взрослого мира Витька был на голову выше учителя – гроза разразилась.
В маленькой “дежурной” учительской сидел физик Василий Пантелеевич – человек неколебимый духовно и физически. Мария Константиновна, биологичка и профсоюзная деятельница, женщина чрезвычайно нервная и впечатлительная, что-то шептала про себя, лихорадочно перебирала многочисленные свои бумажки.
Николай Иванович просматривал тетради. В маленькой комнатке пахло нагретой пылью и старой краской. В окна, навсегда затянутые шторами, струился желтый скучный свет.
Василий Пантелеевич благожелательно, поверх очков, взглянул на Николая Ивановича:
– Э-э, коллега, приношу глубочайшие извинения. До меня дошли слухи о ваших этаких… фокусах что ли. Простите великодушно, но не пристало это как-то учителю. Ну, скажем, на вечере художественной самодеятельности – куда ни шло. Но на уроках… Ай-ай – Василий Пантелеевич огорченно покачал головой.
– А почему вы решили, что это фокусы?
– А что по-вашему, чудеса что ли? – мгновенно взъярилась биологичка, вспомнив как она испугалась, уколов руку о розовые шипы, – Скажите, какой чудотворец нашелся!
Николай Иванович взял со стола толстый синий фломастер и медленно приподнялся над стулом. Деликатно постучал друг об
дружку башмаками, стряхивая несуществующий сор, и легко взмыл к потолку. Осторожно, боясь испачкаться, облетел по периметру комнату и отчетливо расписался маленькими буковками под самым потолком. Потом так же легко опустился на стул.
–Что вы на это скажете, Василий Пантелеевич?
Биологичка остолбенела, на лице же Василия Пантелеевича не изобразилось ровно ничего.
– Видите ли, голубчик, я не специалист по трюкам, хотя признаю – трюк замечательный.
Рассерженный Николай Иванович вскочил:
– Но как я его сделал, этот трюк? Объясните, вы же физик!
Василий Пантелеевич равнодушно укладывал очки в футляр:
– Ну, голубчик, искусство факиров насчитывает не одну тысячу лет. Откуда я знаю, как это делается? Мне твердо ведомо: чудес не бывает, а значит все остальное – трюкачество.
Раздался истошный визг – это Мария Константиновна пришла в себя:
– Прекратите, прекратите свои мерзкие штучки! Вы монстр, отвратительное чудовище, вам не место в школе – биологичка с немыслимой быстротой стучала рукой по столу, взметая целый вихрь разлетающихся бумажек.
На этот раз Аркадия Павловна среагировала мгновенно: Николай Иванович вылетел из школы “по собственному желанию”. Уход сильно огорчил его, он потерял твердь под ногами. В поисках хлеба насущного он устроился в цирк, где в него мертвой хваткой вцепились двое оборотистых ребят. На новом поприще успех был ошеломительный – Николаю Ивановичу вначале очень понравилась полная свобода и возможность исследовать свои новые способности. Шестиклассники с контрамарками бегали в цирк, где Николай Иванович, словно распоясавшийся Хоттабыч, творил невероятные чудеса. Все это, однако, ему быстро приелось, и он задумал уходить. Не тут-то было: оборотистые циркачи, вкусившие огромных денег, просто-напросто заперли капризного иллюзиониста в старой львиной клетке. Витька с товарищами потратил немало усилий, чтобы вызволить его оттуда. Соблазнившийся необычным делом, начальник местного отделения милиции, был на вершине славы: о шумном процессе писали центральные газеты.
Скандальная известность вовсе осточертела Николаю Ивановичу: он устроился дворником, занял крошечную служебную квартирку и зажил уединенно и замкнуто. Изредка встречался с Витькой и, к его большому огорчению, стал попивать.