Земля обетованная

Буш повернулся к Маккейну и сказал: "Джон, поскольку у Барака был шанс выступить, я думаю, будет справедливо, если я позволю тебе выступить следующим".

Все посмотрели на Маккейна, у которого сжалась челюсть. Казалось, он готов был что-то сказать, но потом передумал и ненадолго заерзал на своем стуле.

"Думаю, я просто подожду своей очереди", — сказал он наконец.

В предвыборной борьбе, как и в жизни, бывают моменты, когда все возможные пути, кроме одного, внезапно закрываются; когда то, что казалось широким распределением вероятных исходов, сужается до неизбежного. Это был один из таких моментов. Буш посмотрел на Маккейна с приподнятой бровью, пожал плечами и обратился к Джону Бонеру. Бонер сказал, что он не собирается начинать все с нуля, а просто хочет внести некоторые изменения — в том числе план, который он затруднился описать и который предусматривал страхование федеральным правительством убытков банков, а не покупку их активов.

Я спросил Полсона, рассмотрел ли он это предложение республиканцев по страхованию и определил, будет ли оно работать. Полсон твердо ответил, что да, и оно не будет работать.

Ричард Шелби, ведущий член банковского комитета Сената, вмешался, чтобы сказать, что ряд экономистов сказали ему, что TARP не сработает. Он предложил, чтобы Белый дом дал Конгрессу больше времени на рассмотрение всех вариантов. Буш прервал его и сказал, что у страны нет больше времени.

По мере обсуждения становилось все более очевидным, что никто из республиканских лидеров не знаком с фактическим содержанием последней версии закона о TARP — или, если уж на то пошло, с характером их собственных предлагаемых изменений. Они просто пытались найти способ избежать сложного голосования. Послушав несколько минут перепалки туда-сюда, я снова вскочил.

"Господин президент, — сказал я, — я все же хотел бы услышать, что скажет сенатор Маккейн".

И снова все обратились к Маккейну. На этот раз он изучал маленькую записную книжку в своей руке, бормотал что-то, чего я не смог разобрать, а затем в течение двух или трех минут рассказывал о том, что переговоры, похоже, продвигаются, что важно дать Бонеру возможность сдвинуть свою фракцию в сторону "за".

И это было все. Никакого плана. Никакой стратегии. Ни малейшего предположения о том, как можно сблизить различные позиции. В комнате воцарилась тишина, когда Маккейн отложил свою записную книжку, его глаза были опущены, как у бьющего, который знает, что он только что провалился на поле. Мне было почти жаль его; то, что его команда поощряла такой шаг с высокой ставкой, а затем отправила своего кандидата на встречу неподготовленным, было политической ошибкой. Когда репортеры узнали о его выступлении в тот день, освещение было не очень добрым.

Однако более непосредственным следствием странностей Джона стало то, что в кабинете министров начался переполох. Нэнси и Спенсер Бахус, главный республиканец в Комитете по финансовым услугам Палаты представителей, начали спорить о том, кто заслуживает похвалы за усиление защиты налогоплательщиков в последней версии закона. Барни Фрэнк, жесткий и быстро соображающий демократ из Массачусетса, который знал свое дело и, вероятно, работал больше всех, чтобы помочь Полсону довести TARP до конца, начал издеваться над республиканцами, постоянно выкрикивая: "Каков ваш план? Каков ваш план?" Лица покраснели, голоса повысились, люди переговаривались друг с другом. И все это время Маккейн молчал, тушуясь в своем кресле. Все стало настолько плохо, что, наконец, президент Буш поднялся на ноги.

"Я, очевидно, потерял контроль над этим собранием", — сказал он. "Мы закончили".

С этими словами он развернулся и вышел через южную дверь.

Вся сцена оставила меня в оцепенении.

Когда Маккейн и руководство республиканцев быстро вышли из зала, я потянул Нэнси, Гарри и остальных демократов в соседний зал Рузвельта. Они были в разном состоянии возбуждения, и поскольку мы уже решили, что я не буду давать никаких комментариев репортерам после заседания, я хотел убедиться, что никто из них не скажет ничего, что могло бы ухудшить ситуацию. Мы обсуждали, как они могли бы конструктивно подвести итоги встречи, когда вошел Полсон, выглядевший совершенно потрясенным. Несколько моих коллег начали отталкивать его, как будто он был непопулярным ребенком на детской площадке. Несколько человек даже закричали.

"Нэнси", — сказал Полсон, возвышаясь рядом со спикером. "Пожалуйста…" А затем, во вдохновенной и немного грустной смеси юмора и отчаяния, он опустил свою шестидесятидвухлетнюю фигуру на одно колено. "Я умоляю вас. Не взрывайте это".

Спикер позволил себе быструю улыбку. "Хэнк, я не знала, что вы католик", — сказала она. Так же быстро ее улыбка испарилась, и она отрывисто добавила: "Возможно, вы не заметили, но мы не те, кто пытается все взорвать".