Тем не менее, Бреннан работал в ЦРУ, когда проводились пытки водяной доской, и эта связь делала его нежелательным кандидатом на должность моего первого директора агентства. Вместо этого я предложил ему должность заместителя советника по национальной безопасности по вопросам внутренней безопасности и борьбы с терроризмом. "Ваша работа, — сказал я ему, — будет заключаться в том, чтобы помочь мне защитить эту страну таким образом, чтобы это соответствовало нашим ценностям, и убедиться, что все остальные делают то же самое. Вы сможете это сделать?" Он сказал, что может.
В течение следующих четырех лет Джон Бреннан выполнял это обещание, помогая управлять нашими усилиями по реформированию и служа посредником между мной и иногда скептически настроенной и сопротивляющейся бюрократией ЦРУ. Он также разделял мое бремя осознания того, что любая наша ошибка может стоить людям жизни, и именно поэтому его можно было найти стоически работающим в офисе без окон в Западном крыле под Овальным по выходным и праздникам, бодрствующим, пока другие спали, изучающим каждый клочок разведывательной информации с мрачным, упорным упорством, из-за которого люди в Белом доме прозвали его "Стражем".
-
Довольно быстро стало ясно, что ликвидация последствий прошлых практик КТ и введение новых, где это необходимо, будет медленным и болезненным процессом. Закрытие Гитмо означало, что нам необходимо найти альтернативные средства для размещения и законной обработки как существующих заключенных, так и любых террористов, захваченных в будущем. В связи с запросами, поданными на основании Закона о свободе информации (FOIA), которые прошли свой путь через суды, мне пришлось решать, следует ли рассекретить документы, связанные с программами ЦРУ по ватербордингу и выдаче заключенных, разработанными при Буше (да — юридическим запискам, оправдывающим такую практику, поскольку и записки, и сами программы уже были широко известны; нет — фотографиям самой практики, которые, как опасались Пентагон и Госдепартамент, могут вызвать международное возмущение и подвергнуть опасности наши войска или дипломатов). Наши юристы и сотрудники по национальной безопасности ежедневно решали, как обеспечить более строгий судебный надзор и надзор со стороны Конгресса за нашими усилиями в области компьютерной безопасности и как выполнить наши обязательства по обеспечению прозрачности, не выдавая террористов, читающих New York Times.
Вместо того чтобы продолжать то, что выглядело для всего мира как куча ситуативных внешнеполитических решений, мы решили, что я выступлю с двумя речами, связанными с нашими антитеррористическими усилиями. В первой, предназначенной в основном для внутреннего потребления, я буду настаивать на том, что долгосрочная национальная безопасность Америки зависит от верности нашей Конституции и верховенства закона, признавая, что сразу после 11 сентября мы иногда не соответствовали этим стандартам, и излагая, как моя администрация будет подходить к борьбе с терроризмом в дальнейшем. Вторая речь, которую планировалось произнести в Каире, будет обращена к глобальной аудитории — в частности, к мусульманам всего мира. Я обещал выступить с подобной речью во время предвыборной кампании, и хотя в связи со всеми остальными событиями некоторые члены моей команды предлагали отменить ее, я сказал Раму, что отказ от выступления — это не вариант. "Мы не сможем изменить общественное мнение в этих странах в одночасье, — сказал я, — но если мы не обратимся к источникам напряженности между Западом и мусульманским миром и не опишем, как может выглядеть мирное сосуществование, мы будем вести войны в этом регионе в течение следующих тридцати лет".
Для помощи в написании обеих речей я привлек огромные таланты Бена Родса, моего тридцати одного года спичрайтера СНБ и вскоре ставшего заместителем советника по национальной безопасности по стратегическим коммуникациям. Если Бреннан представлял собой человека, который мог действовать как проводник между мной и аппаратом национальной безопасности, который я унаследовал, то Бен связывал меня с моим молодым, более идеалистичным "я". Воспитанный на Манхэттене либеральной еврейской матерью и техасским юристом-отцом, оба из которых занимали правительственные должности при Линдоне Джонсоне, он получал степень магистра в области художественной литературы в Нью-Йоркском университете, когда произошло 11 сентября. Движимый патриотическим гневом, Бен отправился в Вашингтон в поисках пути служения, и в итоге нашел работу у бывшего конгрессмена от штата Индиана Ли Гамильтона и помог ему написать влиятельный доклад 2006 года для исследовательской группы по Ираку.