Я положил руку на плечи Себелиуса. "Ты видишь это?" сказал я, кивнув в ее сторону. "Это… лицо вируса. Поздравляю, Кэтлин".
"Счастлива служить, господин президент", — сказала она ярко. "Счастлива служить".
Мои инструкции для Кэтлин и команды общественного здравоохранения были просты: Решения будут приниматься на основе наилучших доступных научных данных, и мы должны были объяснить общественности каждый шаг нашего реагирования — включая подробное описание того, что мы знаем и чего не знаем. В течение следующих шести месяцев мы именно это и делали. Летний спад числа случаев заболевания H1N1 дал команде время для работы с производителями лекарств и стимулирования новых процессов для ускорения производства вакцины. Они заранее разместили медицинские материалы в разных регионах и предоставили больницам большую гибкость для управления всплеском заболеваемости гриппом. Они проанализировали и в конечном итоге отвергли идею закрытия школ до конца года, но работали со школьными округами, предприятиями, государственными и местными чиновниками, чтобы убедиться, что у всех есть необходимые ресурсы для реагирования в случае вспышки заболевания.
Хотя Соединенные Штаты не спаслись — погибло более 12 000 американцев — нам повезло, что этот конкретный штамм H1N1 оказался менее смертоносным, чем опасались эксперты, и новость о том, что к середине 2010 года пандемия пошла на убыль, не стала поводом для заголовков газет. Тем не менее, я очень гордился тем, как хорошо сработала наша команда. Без шума и суеты они не только помогли сдержать вирус, но и укрепили нашу готовность к любым будущим чрезвычайным ситуациям в области общественного здравоохранения, что имело большое значение несколько лет спустя, когда вспышка лихорадки Эбола в Западной Африке вызвала полномасштабную панику.
Я начинал понимать, что такова природа президентства: Иногда твоя самая важная работа связана с тем, чего никто не замечает.
-
ВТОРОЙ поворот событий был скорее возможностью, чем кризисом. В конце апреля судья Верховного суда Дэвид Соутер позвонил мне и сообщил, что уходит в отставку, предоставив мне первый шанс занять место в высшем суде страны.
Утверждение кого-либо в Верховный суд никогда не было простым делом, отчасти потому, что роль суда в американском правительстве всегда вызывала споры. В конце концов, идея наделить девять неизбираемых, пожизненно работающих юристов в черных мантиях правом отменять законы, принятые большинством народных представителей, звучит не очень демократично. Но со времен дела "Марбери против Мэдисона", которое было рассмотрено Верховным судом в 1803 году и в результате которого суд получил право окончательного толкования смысла Конституции США и установил принцип судебного контроля за действиями Конгресса и президента, именно так работает наша система сдержек и противовесов. Теоретически, судьи Верховного суда не "создают закон" при осуществлении этих полномочий; вместо этого они должны просто "интерпретировать" Конституцию, помогая навести мосты между тем, как ее положения понимали создатели и как они применимы к миру, в котором мы живем сегодня.
В отношении основной массы конституционных дел, рассматриваемых Судом, эта теория вполне оправдывает себя. Судьи в большинстве своем придерживаются текста Конституции и прецедентов, созданных предыдущими судами, даже если это приводит к результатам, с которыми они лично не согласны. Однако на протяжении всей американской истории самые важные дела были связаны с расшифровкой значения таких фраз, как "надлежащая правовая процедура", "привилегии и иммунитеты", "равная защита" или "установление религии" — терминов настолько неопределенных, что вряд ли два отца-основателя были согласны с тем, что именно они означают. Эта двусмысленность дает отдельным судьям все возможности для "толкования", отражающего их моральные суждения, политические предпочтения, предубеждения и страхи. Именно поэтому в 1930-х годах преимущественно консервативный суд мог постановить, что политика "Нового курса" Рузвельта нарушает Конституцию, а сорок лет спустя преимущественно либеральный суд мог постановить, что Конституция наделяет Конгресс почти неограниченными полномочиями по регулированию экономики. Именно так одни судьи в деле "Плесси против Фергюсона" могли читать клаузулу о равной защите, чтобы разрешить "раздельное, но равное", а другие судьи в деле "Браун против Совета по образованию" могли, опираясь на точно такую же формулировку, единогласно прийти к противоположному выводу.
Оказалось, что судьи Верховного суда постоянно принимают законы.