Земля обетованная

Это было большое "если", и оно во многом зависело от моего старого друга Гарри Рида. Лидер сенатского большинства, верный своему обычно тусклому взгляду на человеческую природу, полагал, что на Олимпию Сноу нельзя рассчитывать, как только окончательный вариант законопроекта о здравоохранении попадет на обсуждение. ("Когда Макконнелл действительно закрутит ей гайки, — сказал он мне совершенно искренне, — она сложится, как дешевый костюм"). Чтобы преодолеть возможность филибастера, Гарри не мог позволить себе потерять ни одного члена своей фракции из шестидесяти человек. Как и в случае с Законом о восстановлении, этот факт давал каждому из этих членов огромный рычаг для требования изменений в законопроекте, независимо от того, насколько пристрастными или непродуманными могли быть их просьбы.

Такая ситуация не располагала к высокому размышлению о политике, что вполне устраивало Гарри, который умел маневрировать, заключать сделки и оказывать давление, как никто другой. В течение следующих шести недель, пока сводный законопроект представлялся на рассмотрение Сената и начинались длительные дебаты по процедурным вопросам, единственное действие, которое действительно имело значение, происходило за закрытыми дверями в офисе Гарри, где он встречался с противниками один за другим, чтобы выяснить, что нужно сделать, чтобы они согласились. Некоторые хотели получить финансирование на благонамеренные, но малополезные проекты. Несколько наиболее либеральных членов Сената, которые любят выступать против завышенных прибылей Большой Фармы и частных страховщиков, внезапно оказались совсем не против завышенных прибылей производителей медицинского оборудования с заводами в их родных штатах и подталкивали Гарри к снижению предлагаемого налога на эту отрасль. Сенаторы Мэри Ландрие и Бен Нельсон поставили свои голоса в зависимость от выделения миллиардов дополнительных долларов на программу Medicaid специально для Луизианы и Небраски — уступки, которые республиканцы ловко назвали "покупкой Луизианы" и "откатом от Корнхускера".

Чего бы это ни стоило, Гарри был готов. Иногда даже слишком. Он поддерживал связь с моей командой, давая Филу или Нэнси-Энн возможность предотвратить изменения в законодательстве, которые могли негативно повлиять на основные части наших реформ, но иногда он упирался в какую-нибудь сделку, которую хотел разорвать, и мне приходилось вмешиваться с помощью звонка. Выслушав мои возражения, он обычно соглашался, но не без некоторого ворчания, задаваясь вопросом, как же он сможет провести законопроект, если будет действовать по-моему.

"Господин президент, вы знаете гораздо больше меня о политике здравоохранения", — сказал он в какой-то момент. "Но я знаю Сенат, понятно?".

По сравнению с вопиющей тактикой "свиных козней", "логроллинга" и "покровительства", которую традиционно использовали лидеры Сената, чтобы добиться принятия таких крупных и спорных законопроектов, как Закон о гражданских правах или Закон Рональда Рейгана о налоговой реформе 1986 года, или пакет законов, подобных "Новому курсу", методы Гарри были довольно доброкачественными. Но эти законопроекты были приняты в то время, когда большинство вашингтонских скачек не попадали в газеты, до появления двадцатичетырехчасового цикла новостей. Для нас прохождение законопроекта через Сенат стало кошмаром пиарщиков. Каждый раз, когда законопроект Гарри изменялся в угоду другому сенатору, репортеры готовили новую порцию историй о "закулисных сделках". Какой бы толчок общественному мнению ни дало мое совместное выступление, усилия по реформе вскоре сошли на нет — и ситуация заметно ухудшилась, когда Гарри решил, с моего благословения, лишить законопроект того, что называется "общественным вариантом".

С самого начала дебатов о здравоохранении левые политики подталкивали нас к изменению модели Массачусетса, предоставив потребителям выбор покупать страховку на онлайновой "бирже", причем не только у таких компаний, как Aetna и Blue Cross Blue Shield, но и у вновь созданной страховой компании, принадлежащей и управляемой правительством. Неудивительно, что страховые компании воспротивились идее общественного варианта, утверждая, что они не смогут конкурировать с государственным страховым планом, который может работать без необходимости получения прибыли. Конечно, для сторонников общественного варианта именно в этом и был смысл: подчеркивая экономическую эффективность государственного страхования и разоблачая раздутые растраты и безнравственность частного страхового рынка, они надеялись, что общественный вариант проложит путь к созданию системы единого плательщика.