У меня был еще один источник беспокойства, на котором я не позволял себе зацикливаться, но который был в глубине моего сознания с самого начала. Сейчас мы обсуждали, защищали, волновались и пришли к компромиссу по 906-страничному законодательному акту, который повлияет на жизнь десятков миллионов американцев. Закон о доступном здравоохранении был плотным, тщательным, популярным только у одной политической стороны, влиятельным и, безусловно, несовершенным. И теперь его нужно было реализовать. Поздно вечером, после того как мы с Нэнси-Энн в последнюю минуту обзвонили членов парламента, отправляющихся на голосование, я встал и посмотрел в окно, на Южную лужайку.
"Лучше бы этот закон работал", — сказал я ей. "Потому что с завтрашнего дня американская система здравоохранения принадлежит нам".
Я решил не смотреть предварительные многочасовые речи, которые произносились в зале заседаний Палаты представителей, вместо этого я ждал, чтобы присоединиться к вице-президенту и остальным членам команды в комнате Рузвельта, когда начнется голосование, примерно в семь тридцать вечера. Один за другим голоса накапливались по мере того, как члены Палаты представителей нажимали кнопки "за" или "против" на электронных панелях для голосования, а результаты голосования выводились на экран телевизора. По мере того, как количество голосов "за" медленно увеличивалось, я слышал, как Мессина и некоторые другие бормотали себе под нос: "Ну же… ну же". Наконец, число голосов достигло 216, на один больше, чем нам было нужно. Наш законопроект прошел с перевесом в семь голосов.
Зал разразился аплодисментами, люди обнимались и давали друг другу руки, как будто только что стали свидетелями победы своего бейсбольного клуба с разгромным хоум-раном. Джо схватил меня за плечи, его знаменитая ухмылка стала еще шире, чем обычно. "Ты сделал это, парень!" — сказал он. Мы с Рамом обнялись. Он привел своего тринадцатилетнего сына, Зака, в Белый дом в тот вечер, чтобы посмотреть голосование. Я наклонился и сказал Заку, что благодаря его отцу у миллионов людей наконец-то будет медицинская помощь, если они заболеют. Ребенок засиял. Вернувшись в Овальный кабинет, я сделал поздравительные звонки Нэнси Пелоси и Гарри Риду, а когда закончил, застал Аксельрода стоящим у двери. Его глаза были немного красными. Он сказал мне, что ему нужно было побыть одному в своем кабинете после голосования, поскольку оно вызвало поток воспоминаний о том, через что пришлось пройти ему и его жене Сьюзан, когда их дочь Лорен впервые заболела эпилептическими припадками.
"Спасибо, что выдержал это", — сказал Экс, его голос захлебнулся. Я обнял его, чувствуя, как меня захлестывают собственные эмоции.
"Вот почему мы делаем эту работу", — сказал я. "Вот. Прямо здесь".
Я пригласил всех, кто работал над законопроектом, в резиденцию на частное празднование, всего около ста человек. Это были весенние каникулы Саши и Малии, и Мишель увезла их на несколько дней в Нью-Йорк, так что я был предоставлен сам себе. Вечер был достаточно теплым, чтобы мы могли пообщаться на балконе Трумана, где вдалеке виднелись монумент Вашингтона и мемориал Джефферсона, и я сделал исключение из своего правила трезвости в будние дни. С мартини в руке я обошел всех, обнимая и благодаря Фила, Нэнси-Энн, Жанну и Кэтлин за всю проделанную ими работу. Я пожал руки десяткам младших сотрудников, многих из которых я никогда не встречал и которые, без сомнения, чувствовали себя немного ошеломленными, стоя на своем месте. Я знал, что они трудились на заднем плане, подсчитывая цифры, готовя проекты, рассылая пресс-релизы и отвечая на запросы конгресса, и я хотел, чтобы они знали, насколько важна была их работа.
Для меня это был праздник, который имел значение. Ночь, которую мы провели в Грант-парке после победы на выборах, была необыкновенной, но это было лишь обещание, еще не выполненное. Эта ночь значила для меня больше — обещание было выполнено.
После того, как все ушли, далеко за полночь, я прошла по коридору в комнату Договора. Бо свернулся калачиком на полу. Большую часть вечера он провел на балконе с моими гостями, пробираясь сквозь толпу, ища, кого бы погладить по голове, а может быть, уроненное канапе, чтобы перекусить. Сейчас он выглядел приятно уставшим, готовым заснуть. Я наклонился, чтобы почесать его за ушами. Я подумал о Теде Кеннеди и о своей маме.
Это был хороший день.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
МИР КАК ОН ЕСТЬ
ГЛАВА 18