"Я люблю монахинь", — сказала я Филу и Нэнси-Энн.
Несмотря на всю эту работу, при подсчете голосов нам все равно не хватало десяти голосов для принятия закона. Общественное мнение оставалось резко разделенным. В прессе закончились свежие статьи. Не было больше драматических жестов или изменений в политике, которые могли бы облегчить политическую ситуацию. Успех или неудача теперь полностью зависели от выбора тридцати или около того демократов Палаты представителей, которые представляли колеблющиеся округа, и всем им говорили, что голосование в поддержку ACA может стоить им места.
Я проводил большую часть каждого дня, беседуя один на один с этими членами, иногда в Овальном кабинете, чаще по телефону. Некоторые заботились только о политике, внимательно следя за опросами в своем округе, письмами и телефонными звонками от избирателей. Я пытался дать им свою честную оценку: поддержка законопроекта о реформе здравоохранения возрастет после его принятия, но, возможно, только после промежуточных выборов; голосование "против" скорее оттолкнет демократов, чем привлечет республиканцев и независимых; и что, что бы они ни делали, их судьба через шесть месяцев, скорее всего, будет зависеть от состояния экономики и моего собственного политического положения.
Несколько человек искали поддержки Белого дома по какому-то несвязанному проекту или законопроекту, над которым они работали. Я отправлял их к Раму или Питу Раусу, чтобы узнать, что мы можем сделать.
Но большинство бесед не были транзакционными. Окольными путями представители искали ясности — кто они такие и чего требует их совесть. Иногда я просто слушал, пока они перечисляли все "за" и "против". Часто мы сравнивали заметки о том, что вдохновило нас заняться политикой, говорили о нервном возбуждении перед первой гонкой и обо всем, чего мы надеялись достичь, о жертвах, на которые мы и наши семьи пошли, чтобы добиться своего, и о людях, которые помогали нам на этом пути.
Вот оно, сказал бы я им наконец. Смысл всего этого. У нас есть редкий шанс, который выпадает очень немногим, изменить историю в лучшую сторону.
И поразительно то, что чаще всего этого было достаточно. Политики-ветераны решали выступить, несмотря на активную оппозицию в своих консервативных округах — такие люди, как Барон Хилл из южной Индианы, Эрл Померой из Северной Дакоты и Барт Ступак, набожный католик из Верхнего полуострова Мичигана, который работал со мной над тем, чтобы довести формулировку о финансировании абортов до того уровня, когда он сможет проголосовать за нее. Также как и политические неофиты, такие как Бетси Марки из Колорадо, Джон Бокьери из Огайо и Патрик Мерфи из Пенсильвании, оба молодые ветераны войны в Ираке, все они рассматривались как восходящие звезды в партии. На самом деле, часто именно те, кому было больше всего нечего терять, нуждались в наименьшей убедительности. Том Перриелло, тридцатипятилетний адвокат по правам человека, ставший конгрессменом, который вырвал победу в мажоритарном республиканском округе, охватывающем большую часть Вирджинии, говорил за многих из них, когда объяснял свое решение голосовать за законопроект.
"Есть вещи поважнее, — сказал он мне, — чем переизбрание".
Нетрудно найти людей, которые ненавидят Конгресс, избирателей, убежденных, что Капитолий полон позеров и трусов, что большинство избранных ими чиновников находятся в кармане лоббистов и крупных доноров и движимы жаждой власти. Когда я слышу такую критику, я обычно киваю и признаю, что есть те, кто соответствует этим стереотипам. Я признаю, что наблюдение за ежедневными схватками, происходящими на заседаниях Палаты представителей или Сената, может сломить даже самый твердый дух. Но я также рассказываю людям о словах Тома Перриелло, сказанных мне перед голосованием по здравоохранению. Я описываю то, что он и многие другие сделали так скоро после того, как их впервые избрали. Скольких из нас испытывают подобным образом, просят рискнуть карьерой, о которой мы долго мечтали, ради какого-то высшего блага?
Этих людей можно найти в Вашингтоне. Это тоже политика.
Окончательное голосование по здравоохранению состоялось 21 марта 2010 года — более чем через год после того, как мы провели первый саммит в Белом доме и Тед Кеннеди сделал свое неожиданное появление. Все в Западном крыле были на взводе. И Фил, и спикер провели неофициальные подсчеты голосов, которые показали, что мы преодолели горб, но лишь с трудом. Мы знали, что всегда существует вероятность того, что один или два члена Палаты представителей могут внезапно передумать, и у нас будет мало голосов, если вообще будут.