Наконец, нам пришлось столкнуться с резкими разногласиями внутри Демократической партии по поводу формы и масштаба реформы. Для тех, кто склонялся ближе к политическому центру (а к ним относились Тим и Ларри, а также большинство демократов в Конгрессе), недавний кризис выявил серьезные, но устранимые недостатки в надежной финансовой системе. Статус Уолл-стрит как ведущего мирового финансового центра зависел от роста и инноваций, утверждали они, а циклы бумов и спадов с соответствующими колебаниями между иррациональным изобилием и иррациональной паникой — это встроенные черты не только современного капитализма, но и человеческой психики. Поскольку устранить все риски для инвесторов и компаний было невозможно и даже нежелательно, цели реформы были определены узко: Поставить вокруг системы ограждения, чтобы снизить наиболее чрезмерные формы принятия рисков, обеспечить прозрачность деятельности крупных институтов и "сделать систему безопасной для сбоев", как выразился Ларри, чтобы те люди или финансовые институты, которые делают плохие ставки, не тянули за собой всех остальных.
По мнению многих левых, такой целенаправленный подход к реформам не отвечал потребностям и лишь отсрочил бы давно назревшую расплату с системой, которая не служила интересам простых американцев. Они возлагали вину за некоторые из наиболее тревожных тенденций в экономике на раздутый, морально подозрительный финансовый сектор — будь то предпочтение корпоративного мира сокращению расходов и увольнениям вместо долгосрочных инвестиций в качестве способа повышения краткосрочных доходов, или использование некоторыми частными инвестиционными компаниями приобретений, финансируемых за счет долга, для разрушения существующих предприятий и перепродажи их запасных частей с незаслуженной прибылью, или постоянный рост неравенства доходов и сокращение доли налогов, выплачиваемых сверхбогатыми. Чтобы уменьшить эти искажающие эффекты и остановить спекулятивные безумства, которые так часто провоцируют финансовые кризисы, призывали они, мы должны рассмотреть возможность более радикальной реорганизации Уолл-стрит. Реформы, за которые они выступали, включали ограничение размеров американских банков и восстановление закона Гласса-Стиголла — закона времен депрессии, запрещавшего банкам, застрахованным FDIC, заниматься инвестиционно-банковской деятельностью, который был в основном отменен при администрации Клинтона.
Во многом эти внутрипартийные разногласия по вопросам финансового регулирования напомнили мне дебаты о здравоохранении, когда сторонники системы единого плательщика отвергали любые уступки существующей системе частного страхования как продажность. Как и в случае с дебатами о здравоохранении, я с некоторым сочувствием относился к обвинениям левых в адрес статус-кво. Вместо того чтобы эффективно распределять капитал для продуктивного использования, Уолл-стрит действительно все больше функционировала как казино на триллион долларов, ее огромные прибыли и компенсационные пакеты чрезмерно зависели от все большего левериджа и спекуляций. Одержимость квартальными доходами исказила процесс принятия корпоративных решений и способствовала развитию краткосрочного мышления. Не привязанные к месту, безразличные к влиянию глобализации на конкретных работников и сообщества, финансовые рынки способствовали ускоренному перемещению рабочих мест и концентрации богатства в нескольких городах и секторах экономики, в результате чего огромные территории страны лишились денег, талантов и надежд.
Большие, смелые политические меры могли бы решить эти проблемы, большинство из которых было связано с переписыванием налогового кодекса, укреплением трудового законодательства и изменением правил корпоративного управления. Все эти три пункта занимали важное место в моем списке дел.