Обсуждал ли кто-нибудь в Белом доме Буша такие предсказуемые последствия перед тем, как отдать приказ о вводе американских войск в Ирак, неизвестно. Но теперь администрация точно не была рада этому. Мои беседы с несколькими высокопоставленными генералами и дипломатами ясно показали, что интерес Белого дома к сохранению значительного присутствия войск в Ираке был связан не только с простым желанием обеспечить стабильность и снизить уровень насилия. Речь также шла о том, чтобы не дать Ирану возможности извлечь дальнейшую выгоду из беспорядка, который мы устроили.
Учитывая, что этот вопрос доминировал в дебатах по внешней политике как в Конгрессе, так и в предвыборной кампании, я спросил Малики через переводчика, считает ли он, что Ирак готов к выводу американских войск. Мы все были удивлены его однозначным ответом: Хотя он выразил глубокую признательность за усилия американских и британских войск и выразил надежду, что Америка будет продолжать помогать оплачивать обучение и содержание иракских войск, он согласился со мной, что мы должны установить временные рамки для вывода американских войск.
Неясно, что стоит за решением Малики настаивать на ускоренном графике вывода войск США. Простой национализм? Проиранские симпатии? Стремление укрепить свою власть? Но с точки зрения политических дебатов в США позиция Малики имела большие последствия. Одно дело, когда Белый дом или Джон Маккейн отвергли мои призывы к составлению графика вывода войск как слабые и безответственные, как вариант "вырезать и бежать". Совсем другое — отвергнуть ту же идею, исходящую от новоизбранного лидера Ирака.
Конечно, в то время Малики все еще не имел реальной власти в своей стране. Это делал командующий коалиционными силами в Ираке генерал Дэвид Петреус, и именно мой разговор с ним предвосхитил некоторые из центральных внешнеполитических дебатов, которые я буду вести на протяжении большей части своего президентства.
Подтянутый и стройный, с докторской степенью по международным отношениям и экономике из Принстона и упорядоченным, аналитическим умом, Петреус считался мозгом нашей улучшенной позиции в Ираке и человеком, которому Белый дом по существу передал свою стратегию. Мы вместе вылетели на вертолете из багдадского аэропорта в сильно укрепленную Зеленую зону, разговаривали всю дорогу, и хотя суть нашего разговора не попала ни в какие публикации в прессе, для моей предвыборной команды это было в порядке вещей. Их волновали фотографии, на которых я сидел рядом с четырехзвездным генералом на борту вертолета Black Hawk, в гарнитуре и очках-авиаторах. Очевидно, это было молодым, энергичным контрастом к неудачному изображению моего республиканского оппонента, которое появилось в тот же день: Маккейн едет в гольф-каре с бывшим президентом Джорджем Бушем-старшим, и эти двое напоминают пару потных дедушек, направляющихся на пикник в загородный клуб.
Тем временем, сидя вместе в его просторном кабинете в штаб-квартире коалиции, мы с Петреусом обсуждали все — от необходимости увеличения числа специалистов по арабскому языку в армии до жизненно важной роли проектов развития в делегитимизации ополченцев и террористических организаций и укреплении нового правительства. Я считал, что Буш заслуживает похвалы за то, что выбрал именно этого генерала, чтобы исправить тонущий корабль. Если бы у нас было неограниченное время и ресурсы — если бы долгосрочные интересы национальной безопасности Америки абсолютно зависели от создания в Ираке функционирующего и демократического государства, союзного Соединенным Штатам, — тогда подход Петреуса имел бы не меньше шансов на достижение цели.
Но у нас не было неограниченного времени или ресурсов. Вот в чем заключался спор о выводе войск. Сколько мы должны были продолжать давать, и когда этого будет достаточно? Насколько я понимал, мы приближались к этой черте; нашей национальной безопасности требовался стабильный Ирак, но не витрина для американского государственного строительства. С другой стороны, Петреус считал, что без более продолжительных американских инвестиций все достигнутые нами успехи легко свести на нет.
Я спросил, сколько времени должно пройти, чтобы они почувствовали себя постоянными. Два года? Пять? Десять?
Он не мог сказать. Но объявление фиксированного графика вывода войск, по его мнению, только даст врагу возможность выждать нас.
Но разве это не всегда так?
Он уступил.
А как насчет опросов, показывающих, что подавляющее большинство иракцев, как шиитов, так и суннитов, устали от оккупации и хотят, чтобы мы ушли скорее, чем позже?
Это проблема, с которой нам придется справляться, сказал он.