– Отсюда я не уеду, – Андрей стукнул кулаком по бортику. – Мёртвым увезут!
Эркин кивнул.
– Может, и обойдётся. Я… всегда на твоей стороне. Но он – твой отец. У него права на тебя, понимаешь? И кровь у вас одна, – Эркин покосился на красного насупленного Андрея, невесело улыбнулся. – Я тоже, конечно, сдуру психанул. Ты ж не думал… понимаешь, это нас, – он заговорил по-английски, – рабов, так ставили и приказывали. Это твой отец, люби и почитай. Я ж рассказывал тебе. Я и… меня надзиратель, Грегори, лупцевал, что я к Зибо, мне его отцом дали, непочтителен, а тут… я и вспомнил.
– Я не хотел, брат. Прости меня.
Эркин вздохнул, коснулся своим плечом плеча Андрея и ответил по-русски:
– Я понимаю. Ты тоже… извини меня. Сорвал тебе игру, да?
– Ничего. Пока он убрался, а там… там видно будет. И… кровь, говоришь? Мне ты роднее. И Женя. И Алиска, – Андрей вдруг фыркнул. – Знаешь, чего она отчебучила? Заявилась в пижаме. Что если он мне отец, а я ей дядя, то он ей дедушка. Представляешь?
– Как это? – не понял сразу Эркин и, тут же сообразив, покрутил головой. – Надо же придумать.
– Во хват девчонка, ничего своего не упустит и чужого прихватит, – смеялся Андрей.
Рассмеялся и Эркин.
– Да, смешно. Ладно, пошли спать, поздно уже.
– Пошли, – согласился Андрей.
Они одновременно встали и вышли из ванной.
В спальне было темно, но дышала Женя не по-сонному. Эркин привычно щёлкнул задвижкой, сбросил халат на пуф и нырнул под одеяло. Женя повернулась к нему и обняла, поцеловала в щёку.
– Устал, милый?
– Нет, Женя, что ты, – Эркин мягко обнял её, привлекая к себе. – Женя, я… я не знаю, что теперь делать.
– Ничего, – Женя снова поцеловала его. – Будем жить, как жили. Всё будет хорошо, Эркин.
– Ага-а, – протяжным, уже сонным выдохом согласился он.
Женя поцеловала его уже спящего и тихо вздохнула. Как-то оно всё теперь будет.
Тетрадь семьдесят четвёртая
122 год
Осень
Беженское новоселье в «Холостяжнике» прошло шумно и весело. Гудели всем домом: ещё бы нет?! Ведь пустые квартиры остались только на верхотуре. Так что… кто вселился, кто вселяется, кто присматривается. В субботу после школы Андрей с Эркином ещё по магазинам ходили, покупали и затаскивали. Как муравьи. А в воскресенье пришли совсем рано, а дом уже шумит. Еле успели свалить всё принесённое, как в дверь зазвонили.
Народу пришло много: и из бригады Андрея почти все, и Колька с Миняем и Санычем, и из их класса. Андрей сам удивился, сколько у него оказалось знакомцев и друзей.
Обычная, знакомая уже по прошлым таким же праздникам, суета. Мыли и натирали полы, вешали карнизы и люстры, в ванной и на кухне шкафчики, полочки, вешалки для полотенец и всяких мелочей. В кладовке стеллаж и верстак, а в прихожей не просто вешалка, а целый шкаф, да ещё с антресолью. Гомон, весёлая ругань, обрывки песен… всё как у всех, как и положено. Потом сидели за накрытым прямо на полу угощением, и он благодарил всех пришедших к нему на новоселье. Ему удалось удержать голос, но глаза – сам почувствовал – предательски заблестели, и даже носом пришлось шмыгнуть.
Женя с Эркином хотели остаться, помочь убрать, но Андрей запротестовал:
– Нет уж, нет уж, я сам.
Женя, улыбаясь, погладила его по плечу.
– Хочешь хозяином себя почувствовать, да, Андрюша?
Он молча кивнул. Эркин крепко обнял его.
– Ну, на счастье тебе, брат.
– Спасибо, брат, – Андрей ткнулся лбом в его плечо, похлопал по спине. – Я зайду завтра.
– В любой час, Андрюша.
– В любой час, – повторил за Женей Эркин. – У нас ты всегда дома.
Андрей кивнул.
– Я знаю. Спасибо вам.
Женя поцеловала его.
– Спокойной ночи, Андрюша.
– Спокойной ночи.
– На смену не проспи.
– Ни в жисть. Спокойной ночи.
Закрыв за Женей и Эркином дверь, он выждал, пока они спустятся на пролёт, и вывернул до отказа задвижки обоих замков. Ну всё, да, надо ещё им с лоджии помахать.
Андрей быстро прошёл через кухню на лоджию и сразу увидел внизу Эркина и Женю. Они стояли и, запрокинув головы, рассматривали окна и лоджии. Увидев Андрея, помахали ему. Он помахал в ответ.
Ну, вот и они ушли, и небо уже тёмно-синее, и ветер заметно прохладный. Андрей вернулся в кухню и тщательно закрыл за собой дверь. Он один, в своём доме. На кухне занавески зелёные с золотистыми ромашками, а на плите чайник, ярко-красный, в белый горошек, и такие же кастрюли, он специально купил именно этот набор, чтоб никак не походил на тот, грязинский, он помнит голубые с чёрными пятнами отбитой эмали кастрюли, даже запах каши… Андрей тряхнул головой. Не обижайся, мама, я всё помню, но это уже моя жизнь.
Подарки большей частью уже разобрали, разложили, повесили и поставили, но в комнате громоздилась ещё вполне приличная куча вещей, ожидавших своей участи.