Земля обетованная

Тим кивнул. Умна Маша или нет, он не знал – слишком мало её видел, да и какой ум у такой… даже не малявки, у таких, что у груди, даже кличек не бывало, малявка – это уже с года, мелюзга питомничная, да и те ещё дураки… – но с Зиной охотно соглашался. И… это же его дочка, отчего ж ей не быть умницей. Он потянулся ещё раз и сел, поцеловал Зину в щёку. Она смущённо покраснела и вздохнула.

– Ох, Тимочка, до трёх месяцев нельзя, ты уж потерпи, ладно?

– Ладно, – кивнул Тим и прислушался к детским голосам за дверью. – Пора.

– Пора, пора, – закивала Зина и встала.

Началось утро, началась круговерть мелких, обычных, а потому и нетрудных дел. Хозяйственные хлопоты, прогулка с детьми – это его дом и это его жизнь. Тим уже не думал и не вспоминал, а просто жил. И поминал добрым словом Старого Сержа.

На улице было тихо, иногда сыпал мелкий снег, но не ветрено. Для санок ещё рано, маловато снега, да и ручей в овраге ещё не промёрз, как раз со склона в воду влетишь, но они и так погуляли по свежим тропинкам. Гуляли многие из их дома, и, пока детвора с визгом гонялась друг за другом, мужчины постояли и покурили под солидный неспешный разговор о политике. Футбол-то уже кончился, а хоккей – о нём тоже в газете писали – никто не видел, а говорят, что вроде футбола, только по льду, ну да ладно, а ты вот о другом скажи…

Тим с удовольствием поговорил и об этом. Как все, приехавшие до Нового года, он мог голосовать, на выборах в городскую Управу уж точно, и отказываться не собирался. Не то, чтобы уж очень интересовался этим, но ему же и детям его здесь жить, так что, кто в Управе сядет, так на твоей же шкуре и скажется.

Дома их ждал воскресный обед. Может, и рановато, но Тиму на работу сегодня. Хочешь в три выехать, так в два на месте будь, а чем раньше выедешь, тем больше заработаешь.

После обеда, пока Зина убирала со стола, он посидел в спальне возле кроватки, разглядывая спящую Машеньку. От неё смешно и непривычно пахло молоком и Зиной, и спала она смешно, причмокивая во сне пухлыми губками. Наверное, она и вправду красивая, ему так все говорят, и Зина, и Лариса Иннокентьевна – патронажная сестра, что раз в неделю приходит к ним, он уже пару раз сталкивался с ней, а уж она-то много детей повидала, и Баба Фима… Не могут же все вот так, не сговариваясь, врать, просто он мало младенцев видел, вот и не различает. И что она на него похожа… Ну, он-то сам не такой уж красавец, а то бы не в телохранители, а в спальники – упаси господи – отобрали бы, так, нормальный негр… А Машенька смуглая, но светлее него, и носик пуговкой…Стоя в дверях спальни, Зина умилённо вздохнула, потом тихо подошла и села рядом с Тимом. Не отводя от кроватки глаз, Тим завёл руку ей за спину и обнял за плечи. Зина, снова вздохнув, прислонилась к нему, положив голову на твёрдое тёплое плечо мужа.

Машенька громко причмокнула и закряхтела, вздрогнула и подняла голову Зина, Тим посмотрел на часы и встал.

– Мне пора.

– Ага-ага, – Зина встала и наклонилась над кроваткой. – Опять мокрая? Сейчас сделаем, а папка наш на работу пойдёт, денежку заработает.

Под её воркующий ласковый говор Тим вышел из спальни.

Собирался он как всегда быстро и продуманно: тёплое армейское бельё, фланелевая рубашка – для свитера ещё не настолько холодно, джинсы, бурки, полушубок, ушанка – снег уже плотно лежит, так что нужно по-зимнему, бумажник, ключи, кастет и нож – всякое может случиться и лучше без штанов, чем без оружия.

Зина вышла в прихожую, когда он был уже готов на выход.

– Пошёл?

– Да. Смена до полуночи, не жди меня.

Как всегда, перед работой он говорил отрывисто и резко, но Зина не обижалась: понятно же, что не на гулянку собирается, работа на машине нервная. Тим кивнул ей и вышел.

На улице лёгкий морозец, под бурками чуть поскрипывает свежий снежок. Прохожих мало: время-то для всех обеденное. Шагалось весело, в охотку, и до комбината он дошёл быстро. В киоске у ворот купил пачку сигарет и галеты, чтобы пожевать в дороге, если что непредвиденное.

В проходной, сидя, дремлет Тимофеич и, похоже, не открывая глаз, кивает в ответ на приветствие Тима, но эта дремота обманет только незнающего. У них в десятке это – спать, но при этом всё видеть и слышать – лучше всех получалось у Гэба, но и он сам такое умел, всех учили.

Во дворе и в цехах пустынно, редкие встречные уважительно и весело здороваются с ним, он отвечает так же. В бытовке переодеться, полушубок, бурки и джинсы убрать в шкафчик, надеть старые брюки – уж очень карманы там удобные, да и привычней ему за рулём в них – старые ботинки и куртку.

– Здорово, Дмитрич, – окликнул его от своего шкафчика рыжеусый Родион. – В рейсе сегодня?

– Да, – кивнул Тим, привычно охлопывая на себе куртку и проверяя, всё ли на своих местах. – А ты?

– Пошабашил уже. Ну, счастливой работы.

– А тебе хорошего отдыха, – ответно улыбнулся Тим.

Хотя он теперь и на машине, но из старой бытовки не уходил: свыкся уже с соседями, приспособился, да и в цеху ему тоже случается работать, и вообще всегда лучше со своими.