На кухне уже всё было готово. Дружно расселись за столом, и Женя с гордым удовольствием оглядев свою семью, разложила по тарелкам салат, самый простенький, просто овощи из банок с подсолнечным маслом.
Все проголодались и ели с аппетитом. И бульон с фрикадельками – из остатков фарша для пирожков, и тушёная с тем же фаршем картошка, и компот – яблочный, из своей банки – всё понравилось, всё прошло на ура. И Женя облегчённо перевела дыхание. Все сыты – всё хорошо.
Доев компот, Эркин посмотрел на часы.
– Женя, спасибо, пора.
– Конечно, – Женя улыбнулась ему. – Алиса…
– Я с Эриком! – Алиса, едва не облившись, допила компот и полезла из-за стола. – Ну, мам, ну, не хочу я спать, я с Эриком пойду.
Эркин кивнул и встал.
– Иди, одевайся.
Андрей вытряс в рот остаток компота.
– Спасибо, Женя, обалденно вкусно, – и небрежно: – Я тут прошвырнусь кой-куда.
Помедлив секунду, Женя кивнула.
– Хорошо, Андрюша. Игорь Александрович, вы отдохните пока.
– Спасибо, Женечка, – улыбнулся Бурлаков. – Не смею отказываться.
Словом, всё уладилось, и все остались довольны.
Когда Эркин, Андрей и Алиса ушли, в квартире сразу стало тихо и пусто. Бурлаков ушёл в маленькую комнату и прилёг на диван. Не раздеваясь, только слегка распустив ремень на брюках. Закрыл глаза. Да, он устал, но усталость праздничная, приятная. Сквозь закрытые веки мягко пробивается по-зимнему белый свет.
Неслышно ступая, вошла Женя с тонким шерстяным одеялом в руках и осторожно укрыла Бурлакова.
– Спасибо, Женечка, – поблагодарил он, не открывая глаз.
Аккуратно укутывая ему ноги, Женя сказала:
– Пледа у нас нет, извините, – и совсем тихо: – А папа, я помню, тоже так любил…
Её последние слова Бурлаков не так услышал, как почувствовал, их горечь скользнула по его сознанию, не разбудила, но отпечаталась в памяти.
Женя вышла, мягко без стука прикрыв за собой дверь, оглядела большую комнату. Да, ну вот, это действительно гостиная и столовая сразу, а не вместилище мебели, очень симпатично получилось. Теперь только выдвинуть и развернуть стол, и накрыть его. Это уже не так сложно. Нужно и ей пойти прилечь, а то ещё зевать за столом будет, вот только… да, это нужно сделать сейчас. И Женя побежала на кухню.
На улице Андрей попрощался.
– Сбегаю сейчас кой-куда наскоро, – и смущённо пояснил: – Забыл я совсем, ну, про галстук.
Эркин кивнул.
– Давай, конечно.
– И к себе за жилетом смотаюсь, чтоб, – Андрей лукаво усмехнулся, – не хуже жениха быть, а то невеста на такого дру
жку обидится.– Дру
жку? – переспросил Эркин и, тут же вспомнил, что им как-то ещё в том году Калерия Витальевна про свадьбу по всем старым правилам рассказывала, и рассмеялся: – Валяй, конечно.Андрей убежал, а он с Алисой без особой спешки, но и не мешкая, пошли в Старый город. Алиса шла рядом с Эркином, держась за его руку, припрыгивая на ходу и весело болтая сразу обо всём, и всё было хорошо, как вдруг:
– Эрик, а дедушка с нами теперь будет жить, да?
Эркин вздрогнул и резко ответил:
– Нет, – и чуть мягче: Алиса-то тут совсем не при чём. – Завтра он уедет.
– Ну, почему? – огорчилась Алиса. – У нас комнат много. Эрик, ну, пусть он с нами останется.
Эркин помолчал, обдумывая ответ, чтоб не врать – врать ему не хотелось – и не говорить правду, и, наконец, нашёл:
– У него работа в Царьграде.
– Тогда да, – солидно вздохнула Алиса. – Работу бросать нельзя.
Эркин улыбнулся её серьёзному тону.
Воскресное послеобеденное время, да ещё зимой, в Старом городе – глухое время, даже собаки не лают, а взбрехивают, не вылезая из будок. Начал сыпать мелкий снег, и Эркин остановился поднять и натянуть на голову Алисы капюшон шубки.
– Эрик, мне душно.
– Зато задувать не будет.
Эркин поправил ей шарфик, и они пошли дальше.
У Панфиловны их уже ждали уложенные в фольговый пакет, а поверх ещё укутанные мешковиной загорыши и пухлая высокая кулебяка под полотенцем. Её тоже укутали и завернули. Эркин выслушал подробные наставления, как разогревать, чтоб как из печи с пылу с жару были, и достал деньги. Сто рублей за кулебяку и загорыши, и десятка за обёртки и деревянные поддоны. Расплатился, поблагодарил, и они пошли обратно. Тоже не спеша и аккуратно, чтобы не раскачать ношу.