– Ну да, – кивнул Михаил. – Люди, они разные, конечно, а всё-таки…
– Не знаю, – повторил Эркин и усмехнулся. – Я ведь не жил… в племени, даже языка не знал, только в этом году начал учить. И знаешь, кутойс, ну, учитель, он воевал, в пехоте.
– Индеец? – удивился Михаил.
– Да. Он говорил как-то, что добровольцем, так? – и сам себе ответил: – Так. И ещё я видел, ещё… там, в Алабаме, индейцы, в форме, с орденами.
– Слышал о таких, – согласился Михаил. – Но сам не видел.
Они докурили, выбросили окурки в щель под колёса и вернулись в вагон.
– Подъезжаем, – встретила их Мать. – Давай, как следует, ремень твой где?
Герман, уже в подпоясанной гимнастёрке сидел у окна, насмешливо глядя на брата. Эркин тоже сел к окну, но смотреть было уже не на что. Вернее, россыпи огней ни о чём ему не говорили. Хотя… ну да, похоже, уже по городу едем. Огни подступают, становясь окнами и фонарями, промелькнуло снизу шоссе с машинами, в проходе толпятся уже одетые для улицы люди с чемоданами и узлами. Мать, Герман и Михаил тоже оделись, поезд стал замедлять ход. Эркин встал, надел ушанку, полушубок, застегнулся. Поезд остановился, и стоявших в проходе качнуло.
– Ну, – Герман протянул Эркину руку. – Спасибо за компанию. Бывай.
– До встречи, – улыбнулся Михаил.
– Бывайте, до встречи, – попрощался с ними рукопожатием Эркин.
– До свидания, удачи тебе, – попрощалась Мать.
– До свидания, и вам удачи, – ответил Эркин.
Из вагона он вышел чуть ли не последним, но спешить ему особо некуда. Андрей всё так объяснил и рассказал, что ни расспрашивать, ни разыскивать не надо.
Он шёл в общей толпе, с интересом разглядывая окружающее, но ни в его походке, ни в лице не было растерянности. И это, а, может, и угадываемая опытным глазом сила удержали вокзальных попрошаек и карманников на расстоянии.
Посадка на автобус так же прошла вполне благополучно. Как и предупреждал Андрей, народу было… не продохнуть. Эркин, когда его со всех сторон стиснуло и прижало, невольно вспомнил тесноту камер распределителей. Правда, угрозы в этой тесноте он не чувствовал, но всё равно – неприятно. Да и если сейчас по карманам шарить начнут, то не убережёшься. И, вывалившись на своей остановке, он первым делом проверил карманы и портфель. Но всё было в порядке, и Эркин отправился на поиски арки-прохода. Хотя и искать-то особо не надо: вот она.
Останавливаться у витрин он не стал, оглядел на ходу, но внимательно. Красиво, богато, но… но ничего такого им не нужно. Сервиз у них, который Джонатан подарил, будет и подороже, и покрасивее всего, что выставлено.
Проход, улица, светящиеся окна домов и плотно закрытые двери подъездов. Снега нет, но холодно, что хорошо: лужи замёрзли, и бурки не испачкаются, а то он уже в дороге вспомнил, что Царьград на юге, а, значит, там ещё осень, и пожалел, что поехал не в сапогах. Сапоги-то отмыть куда легче, чем бурки отчистить. Ошибся, значит, а хорошо. Иногда и промашка на пользу. А вот и третий угол, теперь направо, мимо ограды и церкви. Ага, вот и она. Ты смотри, какая громада. Прохожих немного, вернее, он их не то что не замечает, а не обращает внимания. Вот и дом. Как и описывал Андрей: три этажа, весь украшен, как… как торт, а рядом с дверью табличка.
Эркин посторонился, пропуская вышедших из дома трёх мужчин, зачем-то внимательно прочитал табличку и, проверяя себя, посмотрел на часы. Успел. Он толкнул дверь и вошёл. Как тогда в комендатуру.
Но вместо стола стеклянная будочка у входа, вместо военного немолодая женщина с настороженно злыми глазами, и главное – его сразу, он даже поздороваться не успел, встретили отказом.
– Приём закончен.
Эркин растерялся.
– Но мне к Бурлакову. Он принимает до восьми, ещё есть время, – попытался он объяснить.
– Приём закрыт, – громко почти криком повторила она.
Из глубины вестибюля, привлечённый, видимо, её голосом, направился к ним мужчина. И Эркин сделал ещё попытку.
– Но Бурлаков здесь?
Она не ответила, а повторила:
– Приём закрыт.
– Ты что, – высокий мужчина в кителе без погон встал так, что Эркин, чтобы не оказаться спиной к нему, был вынужден отступить на шаг к двери. – по-русски не понимаешь?
– Понимаю, – хмуро ответил Эркин.
Его выгоняли, чего тут непонятного. Он повернулся к ним спиной и взялся за ручку двери.
– В понедельник приходи, – сказал ему в спину мужчина. – Разберёмся с тобой.
Эркин, не ответив, вышел.
На улице он перевёл дыхание и озадаченно выругался по-английски. Ну, надо же какое невезение. Как это Андрей через них прорвался? И что теперь? Стоять под дверью и ждать? А если Бурлакова и впрямь нет? Мало ли что могло перемениться. Ладно. Адрес он помнит, доберётся.
Эркин через плечо покосился на дверь Комитета: ему вдруг показалось, что за ним оттуда следят. Он переложил портфель из руки в руку и решительно зашагал обратно. Как это на конверте было написано? Новоболотинская улица, дом шесть, квартира пятьдесят шесть. Найдёт.
Первый же встречный объяснил ему, что если свернуть у булочной и пройти к аптеке, то там остановка автобуса. Эркин поблагодарил и отправился в указанном направлении.