Первая майская зелень жёстко топорщилась на грядках, разворачивались листки и тянулись вверх стебли. Артём с утра до вечера копался бы в огороде, но работа, школа, уроки… правда, ни Санька, ни Лилька от работы особо не увиливали. На себя ж пашешь, не на хозяина.
Нет, Артём был вполне доволен жизнью. И с деньгами дед здорово придумал. Сразу каждому его долю на отдельную книжку положил. Чтоб, когда вырастут и отделяться на своё хозяйство вздумают, чтобы было на что. Лучше всех Ларьке, конечно: он пока вырастет, у него такие про
центы набегут, что о-го-го! Но и себя Артём обделённым не считал. Он – старший, и всё хозяйство его по праву и обычаю – объяснял дед, а бабка согласно кивала.– Старший брат в отца место.
– Это как? – спросил Артём, облизывая медовую ложку.
– Ну, как отец ты младшим, – бабка походя ткнула Ларьку по затылку, чтоб вне очереди к туеску не лез. – Ты в заботе об них, и они к тебе со всем почтением должны.
– Во, слышали?!
Артём строго посмотрел на Саньку и Лильку, и те дружно прыснули в ответ. Таким не всерьёз грозным было его лицо. Хмыкнул в бороду и дед.
Чай пили не спеша, от души. У деда на шее висит полотенце, чтоб пот утирать. Субботний чай после бани – это тебе не просто так. Гостей не ждали, комитетских проверок тоже, и сидели потому вольготно.
Допив свою чашку, Артём перевернул её вверх дном и посмотрел на деда. Тот кивнул, и Артём встал из-за стола, старательно перекрестился на икону. Он всё время забывал, когда это положено: до или после еды, и потому крестился дважды.
– Пойду уроки учить.
– С богом, – напутствовал его дед.
В горнице Артём взял с комода учебник истории и сел на лавку у окна, чтоб хоть остатки света прихватить. По истории и природоведению им теперь не только рассказывали, но и задавали читать и учить по книгам. Попадалось много незнакомых, а то и просто странных слов, но где догадаешься, где у деда – он это любит – или в классе спросишь, так что справиться со всем можно.
Заглянула в горницу Лилька.
– Тёма!
– Потом, – отмахнулся он, не поднимая головы.
– Тебя там зовут.
– Кто ещё? – нехотя оторвался он от книги.
– А Максюта с Петрухой.
Артём закрыл книгу и встал.
– Ладно уж.
Максюту и Петруху он знал ещё с масленичных боёв. Оба не смогли его выбить, а он им навтыкал крепко, но зубы и носы в целости оставил. Потом они ещё пару раз дрались, но уже вместе против Серого Конца. Опять на драку, что ли, зовут?
В кухне никого не было – дед, значит, у бабки, ну и хорошо. В сенях Артём натянул на босу ногу сапоги, накинул куртку и вышел на крыльцо.
Солнце уже клонилось, и землёй пахло по-вечернему. Максюта и Петруха – тоже в пиджаках внакидку, из-под расстёгнутых до середины груди рубашек красуются по новой моде тельняшки, кепки ухарски сбиты на ухо – стояли с той стороны калитки, лузгая семечки.
– Привет, – сказал, подходя к ним, Артём.
Максюта кивнул, а Петруха протянул над калиткой кулак с семечками. Артём подставил горсть, и Петруха отсыпал ему. Постояли молча, и Максюта начал:
– Серяки-то… того… задираются.
– Не мало им было? – сплюнул прилипшую к губе шелуху Артём.
– Значитца, ещё хотят, – хохотнул Петруха.
– Ну, так что?
– А завтрева… вечером… – Максюта любил говорить коротко.
– Идёт, – кивнул Артём. – У берёз?
– А где ж ещё? – Петруха оглядел быстро темнеющие улицу. – Мы ща на прошвыр. Ты как?
Артём мотнул головой.
– Завтра.
– Лады.
Дружески хлопнули друг друга по плечам и разошлись. Максюта с Петрухой дальше по улице, а Артём в дом. У берёз на поляне собирались попеть, поплясать под гармошку, там же и дрались из-за девок. Кто на чью да как поглядел. Артём компании не ломал, не нами заведено, не нам и менять, ну и коль со всеми, так и будь как все. А вот по вечёркам Артём не ходил: душно, тесно и все на виду, и лапаются… как в Паласе на разогреве. На фиг ему эта канитель?! А у берёз простор. Кто пляшет, а кто смотрит да зубоскалит. И завести на драку там куда легче. И не кино, где милиции навалом.
В доме было уже совсем темно, и, войдя в горницу, он включил свет. А малышня где? Но только успел подумать, как они – все трое – ввалились и затеребили его.
– Вы это где были?
– А на сеновале, – Лилька выдернула из косички соломинку.
– Понесло вас, – хмыкнул Артём, берясь за книгу и садясь уже к столу под лампочку. – У Ларьки репяха на макушке, не видишь, что ли, выдери.
– Да-а, – заныл Ларька, отодвигаясь от Лильки. – Лучше ты.
– Ну, иди, – вздохнул Артём.
Ларька залез к нему на колени, и Артём осторожно выпутал из его тонких прямых волос сухой прошлогодний репейник.
– Совсем ты, Лилька, без ума. После бани да на сеновал.
Сеновал и чердак были любимыми местами для игр. Обычно Артём не вмешивался, а пару раз и сам там возился с ними. Хорошо там, кто ж спорит, но не после же бани.
– За книжки садитесь, обое, – распорядился Артём.
– Не обое, а оба, – важно поправила его Лилька, беря с комода свой с Санькой общий учебник по русскому.
– Повыпендривайся мне, – улыбнулся Артём. – Санька, а ты арифметику бери.
– А мне? – потребовал Ларька, всегда ревниво следивший, чтоб его хоть в чём не обделили.
– А тебе «Светлячок». Лилька…