Земля обетованная

"Я должен сказать вам, что он порядочный человек и человек, которого не нужно бояться на посту президента Соединенных Штатов", — сказал он, вызвав бурные аплодисменты аудитории. Отвечая на другой вопрос, он сказал: "Мы хотим бороться, и я буду бороться. Но мы будем вести себя уважительно. Я восхищаюсь сенатором Обамой и его достижениями. Я буду уважать его. Я хочу, чтобы все были уважительны, и давайте убедимся в этом, потому что именно так следует вести политику в Америке".

Иногда я задаюсь вопросом, выбрал бы Маккейн Пэйлин, зная, что ее впечатляющий взлет и утверждение в качестве кандидата станут шаблоном для будущих политиков, сместив центр его партии и политику страны в целом в направлении, которое он ненавидит. Конечно, я никогда не задавала ему этот вопрос напрямую. В течение следующего десятилетия наши отношения переросли в отношения неохотного, но искреннего уважения, но выборы 2008 года, по понятным причинам, оставались больным местом.

Мне нравится думать, что, если бы у него была возможность сделать это заново, он мог бы выбрать другой путь. Я верю, что он действительно ставил свою страну на первое место.

Песня, которая началась с Эдит Чайлдс и ее большой шляпы в маленькой комнате в Гринвуде, Южная Каролина, более года назад, теперь поднималась спонтанно, проносясь через толпы в сорок или пятьдесят тысяч человек, когда люди заполняли футбольные поля и городские парки, неустрашимые не по сезону жаркой октябрьской погодой. Зажигай, готовься! Заряженные, готовые к работе! Мы построили что-то вместе; можно было почувствовать энергию, как физическую силу. Когда до выборов оставалось всего несколько недель, наши офисы на местах судорожно пытались найти достаточно места, чтобы вместить большое количество людей, записавшихся в волонтеры; графический плакат Шепарда Фэйри под названием HOPE со стилизованной красно-бело-синей версией моего лица, смотрящего вдаль, казался неожиданно вездесущим. Казалось, что кампания вышла за рамки политики и перешла в сферу популярной культуры. "Ты — новая "фишка", — дразнила Валери.

Это меня беспокоило. Вдохновение, которое давала наша кампания, вид стольких молодых людей, вновь поверивших в свою способность добиться перемен, объединение американцев по расовым и социально-экономическим признакам — это было воплощением всего того, о чем я когда-то мечтал, что возможно в политике, и это вызывало у меня гордость. Но продолжающееся возвышение меня как символа противоречило моим организаторским инстинктам, чувству, что изменения касаются "нас", а не "меня". Это также дезориентировало меня в личном плане, заставляя постоянно оценивать ситуацию, чтобы убедиться, что я не купилась на шумиху, и напоминать себе о дистанции между напыщенным образом и несовершенным, часто неопределенным человеком, которым я являлась.

Я также боролся с вероятностью того, что если меня изберут президентом, то я не смогу оправдать те завышенные ожидания, которые теперь возлагались на меня. После победы на выборах демократов я начал по-другому относиться к чтению газет, что привело меня в состояние шока. Каждый заголовок, каждая история, каждое разоблачение были для меня очередной проблемой, которую нужно было решить. А проблемы накапливались быстро. Несмотря на принятие TARP, финансовая система оставалась парализованной. Рынок жилья находился в упадке. Экономика сокращала рабочие места ускоренными темпами, и ходили слухи, что "Большая тройка" автопроизводителей скоро окажется под угрозой.

Ответственность за решение этих проблем меня не пугала. Более того, я радовался этому шансу. Но из всего, что я узнавал, следовало, что ситуация, скорее всего, станет значительно хуже, прежде чем улучшится. Разрешение экономического кризиса — не говоря уже о завершении двух войн, обеспечении здравоохранения и попытках спасти планету от катастрофического изменения климата — должно было стать долгим, тяжелым трудом. Для этого потребуются сотрудничающий Конгресс, готовые к сотрудничеству союзники и информированные, мобилизованные граждане, способные поддерживать давление на систему, а не одинокий спаситель.

Что же произойдет, если перемены не наступят достаточно быстро? Как эти ликующие толпы будут реагировать на неизбежные неудачи и компромиссы? Между мной и командой появилась шутка: "Мы уверены, что хотим выиграть эту штуку? Еще не поздно бросить его". Марти выразил более этническую версию того же чувства: "Двести тридцать два года они ждут, пока страна развалится, прежде чем передать ее брату!".

-