Обещание сбрить брови, если команда достигнет недостижимой цели — собрать сто тысяч карточек сторонников — не было гениальным до самого конца кампании, когда команда действительно достигла цели, и тогда это стало гениальным. ("Митч тоже побрился", — объяснила бы Мэригрейс. "У нас есть фотографии. Это было ужасно").
Тьюс задал тон нашей работе в Айове — низовой, без иерархии, непочтительный и слегка маниакальный. Никто, включая старших сотрудников, доноров или высокопоставленных лиц, не был освобожден от необходимости постучать в дверь. В первые недели он повесил на каждой стене в каждом офисе таблички с девизом, автором которого был он сам: УВАЖАТЬ, РАСШИРЯТЬ ВОЗМОЖНОСТИ, ВКЛЮЧАТЬ. Если мы серьезно относимся к новому виду политики, объяснял он, то она должна начинаться прямо на местах, с каждого организатора, готового слушать людей, уважать то, что они хотят сказать, и относиться ко всем — включая наших оппонентов и их сторонников — так, как мы хотим, чтобы относились к нам. В заключение он подчеркнул важность поощрения избирателей к участию, вместо того, чтобы просто продавать им кандидата, как коробку стирального порошка.
Любого, кто нарушал эти ценности, ругали, а иногда и отстраняли от работы. Когда во время еженедельной конференц-связи нашей команды новый организатор пошутил о том, почему он присоединился к кампании, сказав что-то о "ненависти к брючным костюмам" (ссылка на любимый наряд Хиллари в кампании), Тьюс отчитал его в длинной тираде, которую слышали все остальные организаторы. "Это не то, за что мы выступаем", — сказал он, — "даже в частном порядке".
Команда приняла это близко к сердцу, особенно потому, что Тьюс практиковал то, что проповедовал. Несмотря на редкие вспышки гнева, он не переставал показывать людям, насколько они важны. Когда умер дядя Мэригрейс, Тьюс объявил Национальный день Мэригрейс и заставил всех в офисе надеть розовое. Он также попросил меня записать сообщение о том, что в этот день он должен делать все, что говорит Мэригрейс. (Конечно, Мэригрейс пришлось терпеть триста дней, когда Тьюс и Митч жевали табак в офисе, поэтому бухгалтерская книга так и не была полностью сбалансирована).
Подобное товарищество пронизывало всю операцию в Айове. Не только в штаб-квартире, но, что более важно, среди почти двухсот полевых организаторов, которых мы разместили по всему штату. В общей сложности в том году я провел в Айове восемьдесят семь дней. Я пробовал кулинарные блюда в каждом городе, играл в мяч со школьниками на любой площадке, которую мы могли найти, и испытал все возможные погодные явления, от воронкообразных облаков до бокового снега. Все это время эти молодые мужчины и женщины, работающие бесконечное количество часов за прожиточный минимум, были моими умелыми проводниками. Большинство из них едва закончили колледж. Многие участвовали в своих первых кампаниях и находились далеко от дома. Некоторые выросли в Айове или в сельской местности Среднего Запада, знакомы с устоями и образом жизни средних городов, таких как Су-Сити или Алтуна. Но это было нетипично. Соберите наших организаторов в одной комнате, и вы увидите итальянцев из Филадельфии, евреев из Чикаго, негров из Нью-Йорка и азиатов из Калифорнии; детей бедных иммигрантов и детей богатых пригородов; инженеров, бывших добровольцев Корпуса мира, ветеранов вооруженных сил и выпускников средних школ. По крайней мере, на первый взгляд, не было никакой возможности связать их дико разнообразный опыт с теми людьми, чьи голоса нам так нужны.
И все же они устанавливали связи. Приезжая в город с вещевым мешком или маленьким чемоданом, живя в свободной спальне или подвале какого-нибудь первого местного сторонника, они проводили месяцы, знакомясь с местом — посещали местную парикмахерскую, устанавливали карточные столы перед продуктовым магазином, выступали в Ротари-клубе. Они помогали тренировать детскую лигу, помогали местным благотворительным организациям, звонили своим мамам, чтобы узнать рецепт бананового пудинга, чтобы не прийти на вечеринку с пустыми руками. Они научились прислушиваться к местным волонтерам — большинство из них были намного старше, у них была своя работа, семьи и заботы — и научились привлекать новых. Они работали каждый день до изнеможения и боролись с приступами одиночества и страха. Месяц за месяцем они завоевывали доверие людей. Они больше не были чужаками.
Каким тонизирующим средством были эти молодые ребята из Айовы! Они наполняли меня оптимизмом, благодарностью и ощущением того, что я прошел полный круг. В них я увидел себя в двадцать пять лет, приехавшего в Чикаго, растерянного и идеалистичного. Я вспомнил драгоценные связи, которые я установил с семьями в Саут-Сайде, ошибки и маленькие победы, сообщество, которое я нашел — похожее на то, что сейчас создавали для себя наши полевые организаторы. Их опыт заставил меня вернуться к тому, почему я вообще пришел в правительство, к идее о том, что, возможно, политика может быть меньше связана с властью и позиционированием и больше — с сообществом и связями.