– Пойми меня, лапочка, – ответила Сибилла, – я просто
Тогда Клер предложила поселиться в одном крыле дома супругам Ларивьер. Но Эдме тоже отказалась:
– Это будет наше первое совместное лето и в каком-то смысле первое свадебное путешествие, ведь после венчания Ларивьеру дали всего неделю отпуска; и, конечно, нам хочется уединения. Вы же знаете Кристиана: он требует к себе особого внимания. Если в доме будут жить две женщины, он сочтет вполне естественным, чтобы они внимали только ему одному, и нам придется слушать только его. Франсуа это будет не очень-то приятно. У меня вполне определенные представления о браке: он должен быть произведением искусства; мне удалось сделать его таковым в первый раз, и я уверена, что добьюсь того же и вторично. Но произведения искусства вызревают только в уединенных местах.
– Я буду оставлять вас наедине сколько угодно, – умоляюще сказала Клер.
– О, вам это не удастся, как бы вы ни старались… Кроме того, вы мне сказали, что намерены поддерживать с Кристианом чисто духовные дружеские отношения. Так вот, поверьте, что ежедневное общение с влюбленной парой отнюдь не благоприятствует этому желанию.
Клер вдруг вспомнила приезд в Сарразак Блеза и Катрин и то беспокойное любопытство, которое ей, еще девочке, внушило выражение «медовый месяц».
– Значит, вы снова сильно влюблены, Эдме?
– Безумно влюблена.
– И это… чувственная любовь?
– Конечно чувственная.
– Как странно! – с легким раздражением сказала Клер. – Я-то была уверена, что женщина может влюбиться только один раз в жизни, если ей вообще суждено найти предмет своей любви. Мне казалось, что женщина предназначена только одному, определенному мужчине. И если ей посчастливилось, как вам, встретить такого в молодости и выйти за него замуж, этот человек оставляет на ней нестираемую печать.
– Это верно, – ответила Эдме, – но не такую, какой вы ее представляете. Вы слишком рассудочно к этому подходите, дорогая. Дайте же себе волю. Это ведь так просто, так естественно…
Женщины не любят признавать себя побежденными. Клер продолжала искать необходимую ей дуэнью, как вдруг ее неожиданно осенило: мисс Бринкер! Разумеется, она могла бы пригласить и мать, но поселить под одной крышей госпожу Форжо и Кристиана Менетрие… нет, это было немыслимо. Приземленное здравомыслие мадам Форжо будет шокировать Кристиана; незаурядный интеллект Кристиана утомит мадам Форжо. А мисс Бринкер, привыкшая к скромной, отшельнической жизни, не станет особенно стеснять их. Она посидит с ними за столом, сразу после этого исчезнет и весь день будет заниматься Альбером-младшим. Клер написала ей. Через три дня пришел ответ: «Когда вы вышли замуж, я была счастлива, что ваша матушка предложила мне жить с ней, но Сарразак – такая глушь, и я очень довольна тем, что увижу Бретань. Мы могли бы гулять с вами вместе, чтобы еще чуточку усовершенствовать ваш английский…»
А госпоже Форжо мисс Бринкер сказала:
– Не правда ли, это странно, что муж Клер отправился в круиз без нее? Ах уж эти мужчины!..
Она не договорила, но в глубине души испытывала некоторое удовлетворение оттого, что действительность подтвердила ее мрачные предсказания. Было решено, что она приедет в Париж к концу июля, а затем отправится на машине вместе с Клер из Версаля на мыс Фреэль.
Когда мисс Бринкер прибыла в Париж, Клер ей сказала:
– Я жду в гости одного из друзей мужа; он приедет второго августа к нам в Бретань. Его зовут Кристиан Менетрие. Вы часто слышали от меня отзывы о его книгах. Я предложила ему остановиться у нас, чтобы он мог спокойно работать.
–
– Да, и проживет столько, сколько захочет. Я думаю, весь месяц.
–
– Меня мало волнует, что скажут люди, – ответила Клер. – Главное, чтобы моя совесть была спокойна.
XXXIV