И однако почти одновременно в сердце робко постучались две другие мысли. Во-первых, он понял, что его реакция, учитывая его собственное поведение, представляет собой отвратительную смесь лицемерия, ханжества и допотопного мужского гонора: «Что можно Юпитеру, того нельзя быку!» Во-вторых, он испытал облегчение. Очень просто: счет вдруг сравнялся, давая им возможность снова разговаривать на равных — словно они вернулись к моменту своего первого знакомства, когда оба имели за спиной одинаковый опыт, были одинаково готовы игнорировать прошлые увлечения друг друга. Однако все это было лишь предчувствие елея, который прольется в будущем на его раны, сейчас же Дуглас оказался в полной растерянности.
— Вот, значит, как, — сказал он, чтобы что-то сказать.
Мэри улыбнулась — на какой-то момент у него сделалось детски озадаченное выражение, которое она так хорошо помнила с первых месяцев их совместной жизни, — но тут же одернула себя. Линия поведения была ею выработана, и она от нее не собиралась отступать.
— Да, — сказала Мэри. — Значит, так.
Она встала и зажгла свет. Они находились в ее квартире, в комнате, до жути похожей на их прежнюю гостиную и в то же время совсем другой. Эта была наряднее, нравилась ему больше. Ему все нравилось здесь: сочетания цветов, расстановка мебели, ковры, картины и книги, порядок, покой.
— Мне до смерти надоело мое жилище, — сказал он.
— Я думала, оно тебе нравится. Как ты называл его?
— О боже, — простонал он. — Действительно называл. Вполне в моем стиле. Да. Вообще-то это дыра.
— Что ты собираешься делать?
— Переехать сюда?
— Получилось это у тебя как-то крайне неубедительно, — серьезно и грустно заметила Мэри.
— Знаю.
— Ты правда хочешь этого?
— По-моему, да.
— Насколько я понимаю, ты все еще встречаешься с той женщиной. Почему ты не переедешь к ней?
— Не хочу.
— Бедненький Дуглас.
— Не такой уж бедненький. — Он встал. — Ладно. Ты хочешь, чтоб я ушел?
— А ты хочешь уйти?
— Таким путем, моя милая, люди доводят друг друга до умоисступления.
Дуглас подошел к Мэри, взял ее за плечи, твердо посмотрел на нее и поцеловал.
— Сейчас я уйду, — сказал он. — Приду в субботу за Джоном. Хочу сводить его на футбол.
Дуглас готов был поклясться, что на какую-то секунду Мэри искренне захотелось не отпускать его. Но это ему, очевидно, померещилось. Он пошел к двери.
— Джон рассказывал, что вы ходили с ним в Тэрстоне на рыбалку, — сказала Мэри. — Я и не знала, что ты умеешь рыбу удить.
— А я и не умею. Придумал по ходу действия.
— Во всяком случае, ему понравилось.
— Он отличный мальчишка. Мне с ним очень хорошо. И я с твоего разрешения намерен позволять себе это удовольствие чаще.
— Прекрасно.
— Так. Ну что ж — назад в келью.
— Спасибо, что зашел.
— Спасибо за угощенье!
— Весьма скромное.
— Все было очень вкусно.
— Ну, спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Он ушел. Мэри села и постаралась собраться с мыслями. У нее появилась твердая надежда, что она выкарабкается. Несомненно. Впервые за целый год она могла с надеждой смотреть в будущее. Дуглас помог ей. Так хорошо он уже давно на нее не действовал, наверное несколько лет.
V
Вопрос совести
1
Разобраться во всем было не так-то просто. Гарри сознавал, что ему нужно выкроить немножко свободного времени, сосредоточиться и хорошенько обдумать все возможные и вероятные последствия. Но времени было так мало. Разногласия все больше обострялись: казалось, что в них заложена собственная движущая сила, которая толкает их, заставляя развиваться в темпе куда более быстром, чем того желало большинство участников, и им непривычном. А Гарри очутился почти что в центре этих споров.
Политические страсти редко проявлялись в Тэрстоне с такой силой. Предвыборная кампания уже разворачивалась — что само по себе будоражило умы, поскольку шансы двух главных политических партий были почти равны; расколовшиеся на два лагеря избиратели распалялись все сильнее и сильнее, и теперь подавляющее большинство их — людей, считавших себя достаточно выдержанными, — заходилось от возмущения по разным, все умножающимся, причинам. Газеты, радио и телевидение просто захлебывались, сетуя по поводу ужасающих трудностей, в которых погрязла Британия, — трудностей кратковременных и долговременных, в области общественного устройства, экономики и морали. Резкие нападки вызывали негодующие вопли и шепотки по всей стране. А на тэрстонском заводе произошло к тому же первое серьезное столкновение между администрацией и рабочими.