Земля обетованная

— Я бы сказал, что прошло минут десять, — прикинул Торрен. — Есть столько всего, о чем, кроме меня, никто даже не подозревает. Мне интересно, Брин, действительно, считал, что я не учел все возможные ситуации. Я подготовился ко всему еще много лет назад. Когда от меня перестали поступать сигналы, сработала тревога — вон там. — Огромная голова кивнула. — Моя охрана прибыла бы сюда еще через десять минут, вне зависимости от того, появился бы ты или нет. Тем не менее, сынок, я обязан тебе. Ты избавил меня от стольких минут чувства... беспомощности. Ты же знаешь, как я это ненавижу. Брин мог убить меня, но не сумел бы долго продержать меня в состоянии беспомощности. Я должен тебе, Бен. Я не люблю чувствовать себя в долгу. Я дам тебе все, что хочешь, в пределах разумного...

— Но ничего из того, что мне нужно, — оборвал Фентон. — Меня интересует только свобода ганимедиан, но этого мне придется добиваться самому. Ты не отдашь ее. И я смогу, Торрен. Кажется, теперь я знаю способ. Я возвращаюсь к ним, Торрен.

Огромная рука, плавающая на поверхности воды, направила пистолет на Фентона.

— Может, и знаешь, сынок. А, может, и нет. Я еще не решил. Расскажи мне, как ты собираешься меня остановить?

— Есть только один способ. — Фентон посмотрел на пистолет с мрачной улыбкой. — Я не могу сражаться с тобой в открытую. У меня нет ни денег, ни власти. На Ганимеде этого ни у кого нет, кроме тебя. Но у ганимедиан получится, Торрен. Я обучу их. Я знаю, как вести партизанскую войну — у меня была суровая школа. Знаю все о борьбе против многократно превосходящих сил. Продолжай строить башни, Торрен. Но... у тебя не получится поддерживать их в рабочем состоянии! Мы взорвем их, как только они заработают. Можешь бомбить нас, но ты не сможешь убить всех... по крайней мере, достаточно быстро.

— Достаточно быстро для чего? — сверля маленькими глазами Фентона, потребовал Торрен. — Кто меня остановит, сынок? Мне некуда торопиться. Ганимед принадлежит мне.

Фентон засмеялся почти весело.

— О, нет, не тебе. Ты взял его в аренду. Но принадлежит Ганимед Солнечной системе. Он принадлежит другим мирам и их народам. Принадлежит твоим людям, Торрен... выходцам из Центрифуг, которые унаследуют планеты. Ты не сможешь держать втайне то, что будет происходить тут. Башнями владеет земное правительство. Когда мы взорвем их, оно вмешается, чтобы во всем разобраться. Вспыхнет скандал, Торрен. Ты не удержишь это втайне!

— Никому не будет дела до вас, — проворчал Торрен, а в его глазах появился новый, загадочный блеск почти что надежды. — Никто не будет воевать из-за спутника величиной с Ганимед. Ни у кого, кроме меня, тут нет финансовых интересов. Не будь ребенком, Бен. Люди не воюют из-за идеалов.

— В случае местных жителей это больше, чем идеал, — сказал Фентон. — Это их жизнь. Их будущее. И это у них есть власть, Торрен, а не у рожденных на Земле, как я. Они — будущее человеческой расы, и они знают это, так же, как и земляне. Новая раса марсиан с трехметровой шириной плеч и новые люди Венеры с жабрами и плавниками, возможно, не сильно походят на ганимедиан, но это тот же вид, Торрен. Они будут воевать за ганимедиан, если придется. На кону и их жизнь. Идеалы тут не причем. Это вопрос выживания для выходцев из Центрифуг. Атака на один их мир означает атаку на все миры, где они живут. Один в поле не воин, Торрен — даже ты.

— Даже не я, Бен? — Дыхание Торрена громко свистело в его огромной груди.

Фентон засмеялся и отошел к колонне с потайным лифтом. Самолеты на экране стали больше, ближе и громче.

— Знаешь, почему я был так уверен, что это не ты приказал взорвать меня? — дотянувшись до открытой двери здоровой рукой, спросил он. — По той же самой причине, по которой ты не пристрелишь меня. Ты безумец, Торрен. Ты знаешь, что ты безумец. В тебе два человека, а не один. И второй человек — это я. Ты ненавидишь общество, потому что оно в долгу перед тобой. Половина тебя ненавидит всех людей, и особенно ганимедиан, потому что они такие же большие, как и ты, но могут ходить. Их эксперимент удался, а твой — нет. Поэтому ты ненавидишь их. Ты уничтожишь их, если сможешь. — Фентон нащупал дверь и открыл ее. — Ты усыновил меня не просто так, Торрен, — сказал он на пороге. — Часть твоего разума точно знала, что делает. Ты дал мне суровое воспитание. Я провел жизнь в символической Центрифуге, как и ты. Я и есть ты. Я — та половина, которая совсем не ненавидит ганимедиан. Твоя половина, знающая, что они твои люди, имевшие возможность стать твоими детьми, живущие в свободном мире, как жили бы твои потомки, пройди с тобой эксперимент удачно, как у ганимедиан. Хоть с кислородным баллоном и в шлеме, но я буду сражаться. Вот почему ты никогда не убьешь меня.

Вздохнув, Торрен наклонил пистолет. Его толстый палец протиснулся внутрь рамы и начал давить на курок. Медленно.

— Прости, сынок, — сказал он, — но я не могу позволить тебе просто взять и уйти.