Земля обетованная...

— Каждый приезжий в киббуце используется по своей специальности: шофер — на машине, врач — в больнице, музыкант — в оркестре, каменщик — на стройке. Перспективы у нас грандиозные! Планы обширные! Вы скажете мне, что есть безработные? Да, есть. А что делать, если приезжий, к примеру, мостовик? Рек у нас почти нет и в ближайшие дни не предвидится… Хотя смею вас заверить, что в недалеком будущем появятся у нас и реки! И не только реки… Да! Но пока что ничего не поделаешь, и мостовику придется переквалифицироваться. Труд у нас — источник счастья! Это чтобы вы знали и запомнили навсегда! Так что, если хотите стать счастливым, засучите рукава, и повыше… Еще имейте в виду, молодой человек, что труд здесь всегда на первом месте и на переднем плане, все остальное — семья, жена, дети и прочее такое, чтоб они были здоровы, — на втором, а не наоборот… А сейчас будем считать, что мы с вами нашли общий язык и, как говорится, пришли к общему знаменателю на высшем уровне! Возражений нет?

И Хаим засучил рукава. Его прикрепили к грузовой автомашине, с которой он ездил за кормами в город в качестве и приемщика, и грузчика, и помощника шофера. А в те редкие дни, когда не было поездок, работал на силосном складе и в коровнике.

— Сидеть без дела в хозяйстве, — каждый раз напоминал управляющий Игол Мейер, — никто не должен. Ни одна живая душа! Люди обязаны трудиться, скот — давать продукцию, моторы — работать, свет — гореть, вода — течь. Часы — на то они и часы, чтобы показывать точное время. Наше хозяйство для того и существует, чтобы давать то, что от него требуется!

Не в новинку для Хаима были установленные в киббуце казарменные порядки, атмосфера националистического и религиозного фанатизма. Поселенцы сельскохозяйственной колонии, как казалось Хаиму, в большинстве своем были бесхитростными людьми. Одни из них пришли сюда так же, как и он сам, по необходимости, другие — горячо уверовав в то, что создание и процветание киббуцев — единственно верный путь к воссоединению разбросанных по всему миру единоверцев, к возрождению еврейского государства. Они с энтузиазмом твердили, что в киббуце главное не деньги, не одежда и пища, а труд, в котором заключается счастье всей их жизни и проявляется подлинное равенство и великое братство. Жизнь в киббуце была организована по армейскому образцу: питание из общего котла, одежда всем одинаковая: один костюм рабочий, другой праздничный, жилье казенное, деньги — только на курево и некоторые мелочи.

«Арбайт махт гликлих!»[131] — вспомнился Хаиму плакат, висевший у входа в барак, где размещались холуцы. По ассоциации перед глазами возник висевший над воротами лагеря для заключенных нацистами евреев лозунг: «Арбайт махт фрай!»[132]. Хаиму стало не по себе.

Раз в месяц Игол Мейер ездил в Тель-Авив, где участвовал в каких-то заседаниях и совещаниях, а возвратившись в киббуц, поздно вечером собирал людей и выступал с докладом.

Такие собрания устраивались в киббуце регулярно, и увильнуть от них почти никто не имел права. Исключения делались лишь старшему инструктору военной подготовки и некоторым лицам, только числившимся членами киббуца. Раз или два в месяц они приезжали на собственных или служебных машинах и отрабатывали положенные часы. Как правило, эти люди занимали а городе довольно высокие посты, однако в киббуце работали наравне со всеми, хотя получали, естественно, более легкую работу, чем остальные, постоянные киббуцники.

Вот и на этот раз, вернувшись из Тель-Авива, Игол Мейер созвал очередное собрание. Хаим сидел в душной комнатушке, еле вместившей всех киббуцников. Уставшие после трудового дня, люди дремали, слушая в сотый раз надоевшие наставления межгияха[133]. К тому же подобного рода «беседы» он умудрялся проводить и на «военных учениях», куда Хаим по прибытии в киббуц тотчас же был зачислен. Без конца одно и то же.

— Каждый киббуцник, каждый холуц, — любил повторять Игол Мейер, — независимо оттого — мужчина или женщина, — обязаны владеть в совершенстве имеющейся в их распоряжении техникой: начиная с плуга и верблюда и кончая трактором и пулеметом! И только овладев всем этим, мы сможем показать себя миру!..

Разговаривая с людьми, Игол Мейер старался придать себе вид проницательного человека: он хитровато прищуривал левый глаз, наклонял голову вправо, к плечу, кривил в усмешке влажные губы. Игол Мейер не переносил возражений со стороны подчиненных, не жаловал и тех, кто пытался высказать свое мнение. «Не давайте мне, пожалуйста, советов, — любил говорить он. — Я и сам умею неплохо ошибаться».

Все знали, что межгиях киббуца был особенно придирчив к «фрэнкам» — иммигрантам из Азии и Африки. Эти люди, влачившие всю жизнь нищенское существование, ни умом, ни сердцем не воспринимали всерьез высокие требования Игола Мейера во всем соблюдать идеальную чистоту и порядок. Сейчас Игол Мейер вновь обрушился на них с упреками.