Земля обетованная...

— Эй вы, лодыри! В честь какого праздника расселись? — Бочком шмыгнув в ворота, он проворно обежал все кормушки, проверил, достаточно ли в них корма. Кормушки были заполнены до отказа, и Мейер было успокоился, но, увидев на полу раструшенные остатки сена, которые Эзра и Хаим еще не успели убрать, вновь закричал:

— А это что такое? Почему валяется корм?! Вы знаете, во что нам обходится каждая охапка сена?! Вы знаете, откуда мы ввозим корм?!

Эзра стоял перед управляющим еле живой от страха.

Старший инструктор военного дела Арье Херсон подошел к Хаиму и, методично постукивая стеком по толстой волосатой ноге — он был в шортах, гнусавя, проговорил:

— Не годится, молодой человек! У нас так не пойдет, нет, нет! Я не знаю, где вы учились хозяйству, но должен вам сказать со всей серьезностью, что здесь всегда, в большом и в малом, надо проявлять аккуратность и активность, болеть душой за все, что делается в киббуце… И имейте в виду, что без этих качеств вам нечего думать о том, чтобы стать холуцем. А это ведь очень почетно у нас! Вы же еще совсем молодой человек!..

Хаим спокойным тоном ответил, что уже не первый год считает себя холуцем.

— И мне от этого ровным счетом ни холодно и ни жарко… — Он усмехнулся. Ему был смешон этот высокомерный франт, отвратительно его холеное лицо, напомаженные волосы, толстые, волосатые ноги и главное — это самодовольство, презрение, с которым он посматривал на него, Хаима, на черного Эзру, словно они были не люди, а скоты.

Заметив усмешку Хаима, Арье Херсон покраснел от злобы, волосатая рука судорожно сжала стек; Арье вспомнил: ему что-то говорили об этом новичке, рассказывали какую-то пикантную историю о его жене. Но что именно, Арье сейчас не мог припомнить, да и не хотел. Какое ему дело до этого парня, которому судьбой уготовано возиться в коровьем навозе? Кто дал ему право ухмыляться и сидеть, когда начальство разговаривает с ним! Он решил, что этот парень, длительное время утаивавший принадлежность своей жены к иной вере, с равным успехом может сочинить о себе любую небылицу. И, приняв такое предположение за непреложный факт, принялся срамить Хаима. А Хаим, представив себе, в какое дурацкое положение ставит себя этот высокомерный франт, невольно еще и рассмеялся.

Арье Херсон назвал Хаима наглецом и самозванцем. Услышав крики своего помощника и решив, что Хаим проявил непочтительность к старшему инструктору военной подготовки, Игол Мейер, в свою очередь, набросился на молодого киббуцника.

— Почему вы грубите? — спросил, он, подходя к Хаиму. — Вы же холуц! И не просто какой-то там холуц!.. Прошли «акшару» в знаменитом квуца Иосефа Трумпельдора! Не всякий удостоен такого почета… И вместо того, чтобы показывать здесь всем пример, вы ведете себя, как юнец… Осмеливаетесь насмехаться над начальником клуба. А он здесь еще и старший инструктор военной подготовки! Что у вас тут произошло?

— Да ничего особенного. Я просто сказал хавэру Херсону о себе то, что сказали вы. А он почему-то назвал меня наглецом и самозванцем…

Арье Херсон растерянно посмотрел на управляющего.

— Мне известно было только то, что этот киббуцник выдавал свою жену-гречанку за еврейку, — старался поддержать свой престиж Херсон. — И поэтому, естественно, предположил, что…

Однако управляющий не дал ему договорить: начальство поспешило удалиться.

— Хавэр межгиях Мейер! — крикнул им вдогонку Хаим. — А между прочим, охапку сена, за которую вы бранили Эзру, обронил и не успел убрать до вашего прихода я… Эзра тут ровным счетом ни при чем. Так что прошу прощения!

Игол Мейер обернулся, как всегда прищурив левый глаз и склонив к плечу голову, хотел что-то сказать, но махнул с досады рукой, резко повернулся и поспешил за Херсоном.

На Эзру весь этот эпизод произвел сильное впечатление: впервые в жизни он встретил человека, заступившегося за него.

Все с большим уважением и доверием относился он к Хаиму, каждодневно убеждаясь в том, что этот киббуцник, прошедший какую-то «акшару» в «знаменитом квуца», работает наравне с ним, «фрэнком» Эзрой, до пота лица и никогда ни единым словом не принижает его человеческого достоинства. Наоборот, не раз случалось, что Хаим осаживал и стыдил киббуцников, подтрунивавших над Эзрой, прогонял прочь мальчишек, избравших мишенью для своих по-детски эгоистичных забав этого чудаковатого, добродушного и молчаливого великана.