Земля обетованная...

— Битте! Битте, немен зи плац…[35] — сказала она приветливо, взяв на руки одного из своих мальчиков-близнецов.

Ойя вопросительно взглянула на Хаима и, когда тот, улыбнувшись, ласково подтолкнул ее к черноволосой женщине, робко присела на край ящика. Ей чудом удалось вырваться из притона Стефаноса, скрыться от преследования мстительного и безжалостного Бен-Циона Хагеры, но страх еще не прошел, и не было ощущения счастья. Наоборот, она с тоской смотрела на море, принесшее ей столько бед. Ей казалось, что и сейчас море, яркое и спокойное, принесет ей несчастье.

Хаим тоже с трудом верил в то, что свершилось: вместе с Ойей он на палубе корабля! Это походило на чудо! И он, не отрываясь, смотрел на нежное лицо Ойи, гладил ее руку, дотрагивался до плеча, будто стараясь убедиться, что это не сон. Да, мир не без добрых людей. Если бы не тетя Бетя, не быть бы им вместе. Помог им и моторист-грек: фельдшерица когда-то спасла от верной смерти его больного ребенка. Он тайком доставил Ойю на пароход. Риск был велик, но одно обстоятельство, оставшееся и для моториста и для фельдшерицы загадкой, помогло осуществить задуманное. К тому времени, когда маленький катерок с гречанкой подошел к пароходу, царившая на нем суматоха улеглась. «Особо важный» груз, доставленный с берега людьми Бен-Циона Хагеры и Стефаноса, уже лежал в двух основных трюмах. Изрядно уставшие матросы отдыхали, и никто из команды не заметил, как девушка, встреченная Хаимом, поднялась на борт судна.

С помощью все той же тети Бети Хаиму удалось вписать Ойю в «сертификат» как жену, однако свидетельства о браке, зарегистрированного в соответствии с законом и обычаями, даже тетя Бетя выхлопотать не смогла. Но сейчас ничто не могло омрачить радости Хаима. Подумаешь, формальности! Все будет хорошо, самое страшное они оставили позади.

С трудом подбирая немецкие слова, Хаим спросил черноволосую женщину:

— Вы из Германии?

— Нет, из Австрии, — тихо ответила она, с опаской посматривая на сидящую с ней рядом пожилую женщину, ее мать. — А вы говорите по-немецки?

— Совсем немного, — ответил Хаим. — Но понимаю почти все.

Женщина отвернулась от своей матери, очевидно, для того, чтобы не расстраивать ее печальными воспоминаниями. Стараясь говорить как можно тише, она рассказала, что их семья жила в Вене, отец был зубным врачом, а муж — скрипачом; сама она пианистка, давала уроки музыки. Нацисты убили отца и мужа у нее на глазах. Но нашлись хорошие люди, с их помощью удалось эмигрировать в Югославию, а теперь они едут в Яффу.

— К дяде. Он инженер-строитель. Бетонщик. Это он выхлопотал нам «вызов». На него теперь вся надежда, — заключила пианистка.

Теперь Хаим не удивлялся тому, что у этой молодой женщины так много седых волос и под глазами залегли синие тени, что ютится она с маленькими детьми на открытой палубе и что у ее матери безжизненно свисает правая рука… Он вспомнил свою мать, скоропостижно скончавшуюся после погрома, учиненного молодчиками главаря легионеров Хории Симы.

— Завтра кончится весь этот ужас. — Пианистка улыбнулась. Ее светлые глаза наполнились слезами. — Слава богу, теперь мы спасены!..

Хаим охотно подхватил эту тему разговора и стал объяснять Ойе, что на пароходе им придется провести только одну ночь. Женщина догадалась, о чем парень толкует «сестре». Жестами и мимикой она тоже принялась разъяснять девушке, что с завтрашнего дня у всех прибывающих на пароходе в Палестину жизнь пойдет по-новому, станет по-настоящему хорошей и обязательно радостной.

— Да, да! — уверенно произнесла пианистка и, тепло улыбнувшись Ойе, прижала ее к себе. — Это так и будет, конечно! О, увидите, увидите!..

Ойя смотрела широко открытыми глазами то на удивительно ласковую женщину, то на любимого парня, и было непонятно, верит ли она тому, что ей пытаются объяснить и внушить или же страх и недоверие по-прежнему довлеют над нею.

Пианистка извлекла из большого коричневого ридикюля старый конверт и протянула его Хаиму. На нем был указан обратный адрес ее дяди инженера-строителя Гордона из Яффы и фамилия пианистки. Звали ее Шелли. Шелли Беккер…

Солнце клонилось к закату, и спокойное зеркально-ослепительное море потускнело, словно покрылось ржавчиной. Многие пассажиры успели перезнакомиться, рассказывали друг другу, откуда они родом, есть ли у них родственники на «обетованной земле», чем те занимаются и каково их финансовое положение. Всех занимал один вопрос: будут ли они, приезжающие в Палестину, обеспечены работой, жильем или обо всем этом еще придется хлопотать?

В торопливых вопросах и таких же торопливых ответах ощущалась тревога людей, их неуверенность в завтрашнем дне, желание найти поддержку, успокоение, надежду на лучшее.