Земля Ольховского. Возвращение. Книга третья

Кивнув, я поднялся со скамейки (ружьё брать, конечно, не стал), и мы втроём, не считая Адмирала, вышли на кормовую платформу. На плахах здесь лежало десятка полтора жёлто-зелёных плодов размером с крупный апельсин, а Пётр, державший румпель, старательно скрывался за ограждением из обломков плах, не так давно сооружённого нами. «Дредноут» двигался на расстоянии примерно восьми – десяти метров от обрывистого правого берега с подступавшей прямо к самому его краю густой зелёной чащей, представлявшей собой невысокие деревья, переплетённые лианами, и очень густой подлесок. По ветвям и лианам носилось множество крупных (несколько крупнее шимпанзе) обезьян с густым рыжеватым мехом – мы уже встречали их во время спуска по нашей реке. Обезьяны издавали совершенно немыслимые звуки (цоканье, пронзительные возгласы и неприятные лающие выкрики, напоминавшие придурковатый смех), отчаянно жестикулировали и корчили жуткие рожи, не забывая осыпать наш плавучий дом целым ливнем местных плодов (благо, что достаточно мягких). Дважды уклонившись от этих упругих метательных снарядов, я подобрал с палубы самый крупный плод и, недолго думая, запустил его прямо в ближайшую обезьяну, разинувшую рот и заливающуюся идиотским хохотом. Плод влетел прямо в широко раскрытую пасть, и жуткий звук мгновенно оборвался – обезьяна вытаращила глаза и схватилась за морду, отчаянно пытаясь извлечь прочно застрявший фрукт… «Обстрел» плота немедленно прекратился – обезьяны обеспокоено забегали по лианам, издавая тревожные возгласы, а одна из них даже стала суетливо попытаться помочь пострадавшему сородичу извлечь плод из пасти. Преследовать вдоль берега они нас больше не стали, и через несколько минут вся шумная орда осталась далеко позади.

– Да, всего и дел-то! – покачал головой мой заместитель. – А я уж собирался «бекасинником» пару раз пальнуть…

– Боеприпасы надо экономить, Иван Ильич! – отозвался я, направляясь обратно в «каюту». – Сам знаешь, какие тут есть зверюги – чтобы остановить, иногда целого магазина едва хватает!

Вернувшись в «каюту», я допил кофе и принялся за работу – следовало спешить, потому что через два-три дня подобных мелких проблем, скорее всего, сильно прибавиться, и тогда уже трудно будет уделить время чему-нибудь другому. Наташа опять устроилась в самом углу – мои нотации не прошли бесследно, а потом сбросила кроссовки (на плоту она почти не носила свои сапожки) и забралась на лежанку с ногами, следуя своей уже давней привычке. Некоторое время мы молчали, но мою помощницу это мало устраивало, тем более что лёгкий стрёкот швейной машинки и очень умеренный гул двигателя на корме позволяли почти не повышать голоса.

– Скоро можно будет примерять? – поинтересовалась она, наблюдая за моими действиями.

– Часа через полтора, я думаю… – отозвался я, прострачивая очередной шов.

– Может быть, даже успею завтра-послезавтра сшить для вас ещё пару мелких вещиц…

– Мне все это время ужасно не хватало халата, – поделилась девушка. – Из той приятной ткани, что вы использовали для пошива моего белья…

– Вам следовало попросить об этом раньше… – несколько рассеянно отозвался я, не прерывая своего занятия. – Теперь мы сможем сшить его лишь на борту «Странника»… Сделаем его подлиннее – до самого пола?

– Нет! – рассмеялась моя собеседница. – Сошьём так, как нравится вам – насколько возможно короче! Мне всё равно не расхаживать в нём при посторонних!

Смолк двигатель – подошла к концу очередная канистра с топливом, и сразу ощутимо снизились обороты электропривода швейной машинки, перешедшего на питание от аккумуляторов. Закончив длинный двойной шов, я решил сделать небольшой перерыв – при работе с костюмной полушерстяной тканью, сложенной в два-три слоя (двойной шов с подгибом), мощности теперь не хватало. Облокотившись правой рукой о столик, я пару минут задумчиво смотрел на свою помощницу (Наташа под моим пристальным взглядом в удивлении широко раскрыла свои замечательные глаза), пытаясь представить себя мужем молоденькой девчонки, но ничего из этого не получилось – возможно, здесь сыграло свою роль моё отрицательное отношение к браку вообще, а может быть, и наша тридцатилетняя разница в возрасте…

– Вас смущает моя молодость, Николай Александрович? – весьма серьёзно спросила девушка. – Мне кажется, что в глазах мужчины это не может выглядеть недостатком!

– Молодость – самый исправимый из недостатков… – улыбнулся я, одновременно стараясь вспомнить имя автора этих слов, но потом оставил безнадежные попытки и добавил. – Но в данном случае меня больше занимает собственная зрелость!

– У вас замечательный возраст, Николай Александрович! – улыбнулась мне очаровательная собеседница. – И, учитывая ко всему ваши неисчислимые достоинства, вы можете без малейших колебаний сделать предложение молодой девушке с полной уверенностью, что оно будет немедленно и с восторгом принято!