Земля, омытая кровью

Наши командиры и разведчики вели наблюдение за противником с хорошо замаскированных наблюдательных пунктов и меняли их, как только засвистевшие рядом пули подсказывали, что враг заметил наблюдателя.

Пригнувшись, мы двигались со связным по траншее, от которой шли ходы к огневым точкам роты автоматчиков. Из — за поворота одного из ходов появились фигуры трех моряков. Я еще не разглядел их, когда услышал вдруг женский голос:

— Здравствуйте, товарищ полковник!

Смотрю — перед нами два краснофлотца и Панна Козлова, младший лейтенант. На Мысхако она рассталась с санитарной сумкой и стала командиром взвода. Началось с того, что еще в Туапсе, перед отправкой десанта, Козлова заявила, что хочет стать рядовым бойцом, автоматчиком. Заменить ее на посту санинструктора было нетрудно — в Туапсе наш штат медиков пополнился. Комбат Фишер посоветовался с Красниковым. Решили, что Панна Козлова в отваге не уступит лихому моряку, и зачислили ее стрелком во второй взвод автоматчиков. Она отличилась сразу же при высадке десанта. Когда вражеский огонь прижимал бойцов к земле, Панна звала всех быстрее вперед, показывала пример бесстрашия. Конечно, отставать от нее никто не хотел.

При штурме горы Мысхако она в горячий момент заменила выбывшего из строя командира взвода и повела краснофлотцев в атаку. Узнав об этом, Красников вызвал ее на КП бригады, поблагодарил за храбрость и решительность и объявил, что назначает ее командиром взвода. Девушка стушевалась:

— Ой, что вы, товарищ комбриг, разве можно? Это в горячке боя за мной пошли, а так, всегда, разве захотят ребята мне подчиняться?

Красников спокойно ответил:

— У нас тут чудес много бывает, пусть будет еще одно: девушка — флотский командир. Считаем тебя достойной. И докажи всем, на что способна!

Козлова приняла взвод автоматчиков. Во всех следующих боях он действовал отлично. Авторитет Панны был так высок, что краснофлотцы стали подчиняться ей беспрекословно, с веселой морской лихостью.

Теперь, встретившись с ней в траншее, я поинтересовался, как у нее идут дела. Присели на подмерзшую землю. Панна поправила спускавшуюся на плечи копну черных волос. Я заметил, что она чем — то огорчена, встревожена. Спрашиваю, не случилось ли чего.

— Да, — говорит она. — Погибает у нас один парень. Сега Довбненко…

— Сега! — воскликнул я, вспомнив свои недавние встречи с этим веселым и бравым автоматчиком.

Панна рассказала о его последних делах.

В ту пору группам разведчиков все труднее становилось проникать в расположение врага. Сега не раз отправлялся в разведку один и всегда ухитрялся добывать ценные сведения.

Однажды он решил во что бы то ни стало притащить «языка». Поздним вечером он каким — то образом прополз через все заграждения и выследил офицерский блиндаж, куда спустились на ночлег двое гитлеровских начальников. Довбненко подкрался и тихо снял часового. Накинув на себя его плащ — палатку, он взял автомат, надел немецкую каску и стал ждать, когда кто — нибудь выйдет из блиндажа. Вскоре оттуда появился офицер, что — то спросил. Довбненко не знал немецкого языка и ответил наудачу: «я», то есть «да». Видимо, он угодил ответом, и немец пошел дальше. Моряк в тот же миг без шума оглушил его, заткнул кляпом рот и накинул на голову фашисту плащ — палатку. Казалось, разведчику теперь нужно быстрее пробираться с пленным назад, но Довбненко решил преподнести врагам сюрприз похлеще. Он вскочил в блиндаж, убил второго офицера, надел его китель, взял документы и выскочил. От соседнего блиндажа послышался какой — то окрик, но никто оттуда не показался. Довбненко схватил пленного и пополз с ним в обратный путь. В штаб он доставил фашистского офицера и ценные документы.

Вскоре Довбненко совершил такую же вылазку в расположение другой фашистской части. Он захватил «языка» и на рассвете возвращался с ним в свой батальон, когда фашистский снайпер поразил его выстрелом в спину. Рана была тяжелая, и уже ни дойти, ни доползти Довбненко не мог. Но и позволить врагу восторжествовать над собою тоже не мог. Чувствуя, что теряет силы, моряк забрался на спину пленного и, держа наготове оружие, заставил фашиста ползти вперед. Гитлеровец доставил к нашим передовым позициям и раненого краснофлотца, и его добычу, то есть себя. Собрав последние силы, Довбненко спрыгнул в блиндаж, доложил командиру, что боевое задание выполнил, и упал.

Закончив рассказ, Панна сказала, что сейчас была у командира роты. Он связался по телефону с санчастью и узнал, что Довбненко в тяжелом состоянии отправили в медсанбат бригады.

Вернувшись из 144–го, я позвонил в санбат. Мне рассказали о последних минутах Сеги. Врач хотел его оперировать, но моряк чувствовал, что наступает конец.

— Не надо никакой операции, дайте умереть спокойно, — сказал он и тут же, на операционном столе, запел любимую песню наших моряков: «Мы вернемся к тебе, Севастополь! До свидания, город родной…» — и затих навсегда.