Лейтенант умолк, задумавшись. Мне вспомнился в эту минуту один любопытный документ, захваченный нашими войсками на Кавказе, в каком — то разгромленном фашистском штабе. Это был приказ командующего группой немецких войск генерал — лейтенанта Д. Ангелиса.
Политуправление фронта разослало этот приказ во все части, а наш политотдел обнародовал его в специальной, листовке.
— Населению гитлеровцы врут, конечно, вовсю. А своим солдатам они вынуждены говорить откровенно. Читайте! — сказал я, подавая лейтенанту листовку.
В приказе гитлеровский генерал писал: «В силу сложной обстановки в районе Ростова, под давлением превосходящих сил противника наши войска, повинуясь приказу верховного командующего, должны принять планомерный отход на полуостров Крым, через Керченский пролив… Ответственность за выполнение приказа верховного главнокомандующего ложится в первую очередь на офицеров, которые должны разъяснить в надлежащем духе рядовому составу смысл предстоящей операции и обеспечить высокий уровень сознательности в своих подразделениях. Офицеры должны разъяснить солдатам, что по плану командования отход немецких войск будет прикрываться румынами и словаками, эвакуируемыми в последнюю очередь. Учитывая известную неустойчивость этих наших союзников, для предотвращения дезертирства и массовой сдачи в плен, что имело место на других участках фронта, приказываю: усилить на стыках заградительные отряды, укомплектовав их из немцев».
— Во как запели! — воскликнул, читая листовку, лейтенант. — Планомерный отход под прикрытием пушечного мяса союзничков…
Лейтенант с чувством прочитал заключительные слова нашей листовки:
«Товарищи краснофлотцы и командиры! Сорвем этот план фашистов, отрежем им пути отхода на Тамань и уничтожим их! Такова задача, стоящая перед нашей группой войск. Утроим наши усилия в борьбе с кровавыми захватчиками. Не дадим фашистам спасти свою шкуру путем бегства в Крым! За все злодеяния, совершенные ими, они должны расплатиться своей черной кровью.
Смерть немецким оккупантам!»
Последний подвиг Сеги с Корабельной
К началу марта наша бригада занимала фронт в районе южного изгиба дороги Новороссийск — Глебовка. Справа от нас действовали 165–я стрелковая бригада и 255–я бригада морской пехоты, слева, восточнее Федотовки, через гору Мысхако до берега моря, заняли оборону 8–я и 51–я стрелковые бригады.
С южных фронтов шли хорошие вести. 12 февраля наши войска овладели Краснодаром и Шахтами. Части 47–й армии, в составе которой мы осенью воевали под Шапсугской, возобновили активные действия под Новороссийском. Наступая правее нашей 18–й армии, они вновь отбили у фашистов поселки Первый Греческий, Красная Победа и завязали упорные бои за станицу Абинскую. Гитлеровцы, выбитые с прежних рубежей, пока крепко держались только в Новороссийске.
Перед фронтом нашей бригады противник имел хорошо организованную, плотно насыщенную огневыми средствами систему обороны из трех линий. В первой линии были огневые позиции автоматчиков и снайперов. Вторая представляла собой сплошную траншею с ротными минометами и ручными пулеметами, а третья — дзоты, расположенные в шахматном порядке и опоясанные проволочными заграждениями в два — три кола. Перед передним краем, кроме колючей проволоки, враг установил малозаметные препятствия и минные поля.
От разведчиков и пленных мы знали, что гитлеровцы продолжают усиленно совершенствовать свою оборону и сооружают все новые укрепления и заграждения, глубже зарываются в землю, развивая систему траншей и ходов сообщения.
Наши части тоже старательно укрепляли свои позиции и от наступательных действий в марте воздерживались. Однако и в покое врага не оставляли. Мелкие штурмовые группы моряков ежедневно совершали налеты на его позиции, и каждый раз наносили ему чувствительный урон. Фашисты огрызались, обстреливали наш передний край из пулеметов, автоматов, минометов, яростно били по боевым порядкам бригады из орудий, бомбили с воздуха.
В один из мартовских дней извилистыми траншеями я пробирался на командный пункт 144–го батальона. Теперь уже здесь невозможно было пройти, как прежде, по тропинкам среди кустов и холмов. Роты зарылись в землю на открытой местности, в долине, и все было на виду у врага. Огневые позиции, наблюдательные пункты и тылы пришлось связать ходами сообщения. Высунуться из них — значило сразу попасть на мушку фашистскому снайперу.
Ходы были неглубокие, и, чтобы не торчала из них голова, идти надо было пригнувшись. Это надоедало, хотелось распрямиться, но стоило чуть поднять голову, как из ближних окопов раздавался чей — нибудь предостерегающий голос:
— Осторожнее, товарищ полковник!
Люди тут помнили, как погиб в траншее заместитель командира 255–й бригады по политчасти. Он решил понаблюдать отсюда за передним краем гитлеровцев, высунулся с биноклем и почти сразу же упал, сраженный снайперской пулей.