Земля под ее ногами

На третий день, рано утром. Вина находит в зарослях камыша на берегу озера мертвого оленя — не убитого, просто умершего. Его голова наполовину в воде, и рога, словно жесткие водоросли, пробивают ее поверхность. Насекомые исполняют свой реквием. Ноги его неподвижны, как у большой игрушки. Они похожи на ноги деревянной лошади, сразу же приходит ей в голову. По непонятной (сначала) причине эта непрошеная мысль вызывает у нее слезы. У нее вырываются громкие рыдания, и тут приходят воспоминания. О деревянном возничем и его лошади у входа в давно ушедшую в небытие табачную лавку «Египет». О городе, в котором была одна лошадь, и та деревянная. Вина требует лимузин. За рулем — шофер в тюрбане и униформе, представившийся как Лиму Сингх, без малейшего намека на иронию, запрещенную авангардистом Отто Уингом. Оставив Ормуса наедине с неуемными любовниками в Темп-Харбор, она на всех парах мчится в Чикабум.

Позднее, обходя поместье в поисках Вины, Ормус, с новой бархатной, цвета бургундского, повязкой на глазу (выданной ему услужливой домоправительницей Клеей), своим единственным зрячим глазом замечает оленя, которого, привязав к небольшому трактору, вытаскивает из воды главный садовник Луг Сингх. На какое-то мгновение ему кажется, что это Вина. И тут же его видящий глаз смеется над бешено забившимся сердцем. Четыре ноги, а не две, копыта, а не ступни. Не вздумай сказать Вине об этой ошибке.

Он идет в дом, все еще не стряхнув с себя охвативший его страх, в венах бешено пульсирует кровь. Направляется в музыкальный салон — там полная звукоизоляция и не слышно Отто и Ифредис, — садится за концертный рояль «Ямаха». Ты видишь мертвое животное, ты думаешь, что это твоя любимая. Ты не веришь своим глазам. Ты не веришь ей. Из-под его пальцев льется музыка.

Everything you think you see, поет он, It can't be[213].

И если Юл Сингх — Макиавелли, Распутин — ему всегда было наплевать, как его называют, главное, чтобы артисты продолжали заключать с ним контракты, а покупатели выкладывать деньги, — если он следит за страдающим гостем своими слепыми глазами с облачка на чистом небе, подобного тому, с какого взирает вниз Шоу, он, вне всякого сомнения, расплывется в широкой самодовольной улыбке.

Табачной лавки давно не существует, но это маленький городишко, и Египтус — не часто встречающаяся фамилия. И часа не понадобилось, чтобы выяснить, что старик подавился костью несколько лет назад, но жена его еще, можно сказать, тянет лямку, хотя эмфизема легких не позволит ей зажиться на этом свете. Миссис Фараон, как когда-то называл ее один тип в баре. Лиму Сингх катит по прямой сельской дороге, между виноградниками и кукурузными полями. Они проезжают красное зернохранилище и одну из этих новомодных ветряных мельниц. Здесь жарко, когда ослабевает ветер, но сегодня он не намерен сдаваться, он яростно и неустанно жалит.

Дорога сужается и начинает петлять, теряет уверенность, становится зыбкой, сливается с обочиной, да еще ветер вздымает тучи пыли, ухудшая видимость. На кладбище старых машин, образовавшемся постепенно, со временем, вроде старческого, с годами обвисшего подбородка, среди потерпевших крушение и разграбленных автомобилей и тракторов, прячущихся в высокой траве, где-то на отшибе они обнаруживают ржавеющий «Уиннибэйго»[214].

Это киноролик, думает Вина, но фильма не последует. Лимузин останавливается, но она продолжает сидеть, чувствуя, как смыкаются концы временной петли и как неожиданно подступает чувство, превосходящее злость и жажду мщения.

Сострадание.

Она выходит из лимузина и идет через свалку. Дверь трейлера открывается. Появляется маленькая седая голова и начинает яростно вопить, периодически останавливаясь, чтобы втянуть воздух больными легкими:

— На что ты тут пялишься, дамочка, я тебе не гребаная местная достопримечательность. Тебе тут не музей, чтобы поставить галочку в путеводителе. Мне пора брать плату за вход. Чего тебе надо? Тебя кто-то прислал? Ты по делу или приехала в своем роскошном лимузине позлорадствовать над теми, кому повезло в жизни меньше, чем тебе?

Она хрипит и захлебывается кашлем. Вина стоит молча.

— Мы что, знакомы?

Вина снимает темные очки. Старуху будто ударили.

— О нет, только не это, — говорит миссис Фараон, — благодарю покорно. Это в прошлом.

Прямо перед носом Вины она захлопывает дверь трейлера.

Вина продолжает стоять.

Дверь чуть-чуть приоткрывается.

— Ты слышала? На этот раз никаких комментариев. Ты не смеешь являться сюда и нарушать мое конституционное право на частную жизнь. Ты не имеешь права являться сюда с обвинениями. Я не в твоем суде, милочка. Я в своем личном гребаном жилище, я на своем личном куске паршивой травы, а не у тебя на суде. Ты со своими прихлебателями вторгаешься в частное владение, и, если захочу, я вызову полицию. Ты думаешь, мать твою, если я не могу дышать…